Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

Яромир поддался уговорам, распахнул дверь и нырнул в пропахший брагой и шнапсом духан [2]. Двинулся к столу, протискиваясь через хмельных завсегдаев. Шум оглушал. Хохочущие рожи мелькали перед глазами и кружились тошнотворными пятнами. От музыки, голосов и запахов нещадно мутило. Яр споткнулся и врезался в чей-то стол. Опрокинул чарку с пойлом. Сшиб подавальщицу. Ноги не держали…

— Эй, смотри куда прёшь! — рявкнул кто-то, но Ледорезу было уже всё равно.

Разномастные звуки слились в сплошной гул. Сердце долбило так, что слышали, наверное, даже в Златоборе. Кровь остервенело пульсировала в висках. Мир вдруг сделался нестерпимо ярким, а потом резко потемнел. Яромир провалился в черноту и, зацепив ненароком несколько плошек, чашек и кувшинов, распластался на заплёванном полу харчевни.

1. Духан — питейное заведение на ближнем Востоке/в Средней Азии/на Кавказе.

2. Автор «Плача по Преславе» — талантливый поэт Александр Быданцев. Спасибо, Саша!

Глава 30

— Червяка надо насадить на крючок. — Он протыкает склизкую вёрткую тварину остриём. — Вот так. Поняла?

Снеженика распахивает глаза, полные ужаса.

— Ему же больно!

— Без червяка рыба не клюнет. Тем паче карась. — Привычным движением Яр забрасывает удочку.

— Карасю тоже будет больно, — обречённо изрекает Снеженика.

— Не без этого.

— А потом ты его съешь?

— Сперва зажарю, — уточняет Яр и усмехается. — Не все могут питаться магией, как ты.

— Знаю. — Она берёт свою удочку и задумчиво разглядывает крючок. — Приходится убивать, чтобы выжить.

— Бахамутова мудрость?

— Его, — смотрит удивлённо. — Как ты догадался?

— Не суть. — Яр подхватывается и помогает с наживкой. — Не нагнетай, это просто рыбалка. Попробуй. Тебе понравится.

Снеженика неуклюже забрасывает удилище.

— Что теперь?

— Смотри на поплавок и жди, когда клюнет.

Снеженика кивает и впивается в поплавок взглядом. Сидит терпеливо. Молча. Не шелохнётся. И, кажется, даже не дышит — с неё станется.

Может, она морская дева? Или ледяная баба из лютоморских сказок. Не даром же Снеженикой зовётся. Должен же быть в этом хоть какой-нибудь смысл…

Вдруг дёргается. Вскакивает.

— Клюёт! — кричит, распугивая рыбу. Машет руками. Как вот её не любить, чудную такую? — Смотри! Клюёт!

— Подсекай! — командует Яр и кидается на помощь, но Снеженика не даётся.

— Я сама! — заявляет и рывком выдёргивает лесу из воды.

Карась пролетает над их головами и, блеснув чешуёй в лучах солнца, шмякается в траву. Дёргается. Шлёпает хвостом. Хватает ртом воздух. Не дюже крупный, но приличный. С мужскую ладонь.

— Ого! Какой огромный! — охает Снеженика.

— С первым уловом! — поздравляет Яр, обнимает жену за плечи, ловит взгляд и хмыкает, кивнув на карася. — Ну, что? Отпустишь?

— Не знаю, — бесхитростно признаётся она, крепче прижимаясь к нему. — А ты бы отпустил?

Сознание возвращалось медленно: выныривать из сна не хотелось. Хотелось вспоминать ещё. Тихую, уютную, размеренную жизнь вдали от всех, на краю света. Но, видно, не судьба. Ледорез не знал, на чём именно лежит, но это что-то покачивалось. Странно так. Основательно. Как будто…

Яр разлепил глаза.

Тесная камора. Куча каких-то тюков, мешков, бочонков, сундуков и связок. Гнутые балки под потолком. Сети. В углу гамак примотан. Крохотные, с заметным наклоном, окна-просветы, а за ними…

Море!

Чёрт! Он, что… на корабле? Серьёзно? Похоже на то…

Наверное, Синегорка подсуетилась, не иначе. Вот, молодец!

Он попробовал сесть… и по спине пробежал холодок. Яромир понял, что связан. И не связан даже, а скован. Кандалы на руках и ногах. Тяжёлые цепи. А на шее…

Рабский ошейник.

— Сучий потрох! — выцедил Яр.

— О! Вижу, ты пришёл в себя! — услышал он знакомый голос.

Знакомец выступил из тени, и Ледорез не поверил глазам.

Вот. Же. Погань!!!

Разодетый в яркие шелка, невысокий, лысый, пузатый, белокожий и румяный, точно боярская дочка на выданье, перед ним стоял…

Мастер Бара Шаад. Торговец мясом.

— Ох, и заставил же ты поволноваться! — Бара промокнул лысину надушенным батистовым платочком. — Хвала Солнцу, со мной старина Янгарь. Помнишь его? Он выхаживал тебя два дня и две ночи, не смыкая глаз.

Торговец мясом пододвинул к лежанке кургузый стул и сел, расправив полы роскошной пурпурной робы.

— Ты умирал от яда, горемычный! — заворковал он. — Так и знал, ты попал в нехорошие руки. Так и знал! Сердцем чуял! — он прижал к груди ладонь. На каждом пальце (даже на мизинце) сверкало по перстню. — Недоглядели! Не уберегли! Аспиды! Ещё бы чуть — и конец!

Яромир молча выслушал слезливую тираду, а Бара и не думал заканчивать.

— Но теперь не волнуйся, любезный друг. — Он подался вперёд и ласково погладил Яромира по волосам. — Все беды позади. Теперь ты со мной. В безопасности. Добрый Бара позаботится о тебе, а старина Янгарь излечит раны. Поправляйся, сокровище моё. — Бара Шаад поднялся. — Велю принести еды. С этого дня у тебя особый рацион: никаких сластей, только мясо и овощи!

Он встал и, мурлыкая себе под нос зашагал к лесенке, что вела из трюма на палубу.

— Куда мы плывём? — бросил Яр ему в спину.

— О! — Бара обернулся. — Право, никак не привыкну к твоим речам: ты ведь был нем, как рыбка. Куда плывём? Да разве это важно!

Ледорез вперился в Торговца тяжёлым, как гранитная плита, взглядом, и Бара сподобился ответить:

— Галера идёт в Лерийскую гавань, — сказал он. — Там устраивают состязания, в сравнении с которыми Кровавая потеха — невинная детская шалость.

Яр скрежетнул зубами. Так вот, в чём дело…

— Любезный Вепрь, это рука судьбы! — с чувством выпалил Бара, а румяные щёчки его разрумянились ещё сильнее. — Когда мои лерийские друзья сказали, будто с ними за одним столом трапезничает тот самый гребец, что одним веслом расправился с дюжиной солёных братьев, — я не поверил! Ей Солнцу, не поверил! Сперва, конечно, я сам тебя заприметил — чай, не слепой, — но решил — примерещилось с горя. А потом… Как гром среди ясного неба: ты! Драгоценный мой! Яхонтовый! Прямо под ноженьки мне повалился без чувств. Теперь-то мы с тобой таких делов навертим — ахнешь! Может, меня даже к благородным причислят. Только представь! — Торговец приосанился, выпятив грудь. —