Темная сторона нации. Почему одни выбирают комфортное рабство, а другие следуют зову свободы - Борис Цирюльник

идиотов. В массовых преступлениях замешаны люди с разными умственными способностями и уровнем образования, но все они подчиняются представлению о враге как об источнике зла, которого, как скверну или паразита, из соображений безопасности нужно уничтожить. Те, кто не выходит из мира, лишенного корней, считают морально приемлемым искоренение источников заразы, уничтожение вредоносных насекомых или душевнобольных, чья жизнь не только не приносит ценности, но и бессмысленно дорого обходится.

Подчиняться авторитетам

Мне тяжело писать эти строки и принять мысль, что и я мог бы стать бесчувственным палачом и росчерком пера совершать преступления. Кто-то, но не я же! Помню, как студентом подготовительного отделения я не смог сделать надрез на животе морской свинки, привязанной к операционному столу, скальпель выпал из моих рук. Молодая преподавательница биологии сказала, что крик животного не означает боль: «Ведь если у вас велосипед скрипит, это не значит, что ему больно». Над учительницей биологии полностью довлело представление о животных как о машине. И она не была ни садисткой, ни идиоткой.

Через несколько лет, на последних курсах, когда я учился накладывать швы, мои любимые преподаватели рассказывали, что при наложении швов нельзя применять даже местное обезболивание, поскольку оно может изменить симптоматическую картину, и врач не увидит осложнений, что совершенно верно. Я научился очень быстро зашивать, чтобы причинять детям меньше боли. Но им было больно!

Сегодня нейровизуализация показывает, как восприятие боли меняет функционирование мозга. Должен признать, что подчинялся авторитету преподавателей, поскольку они вызывали у меня восхищение, а я ничего не знал и не мог мыслить независимо. В начале пути я ничего не умел делать и восхищался теми, кто умеет. Не имея возможности для уточнения, я следовал за убеждением, из-за которого детям причиняли боль. Мне еще предстояло всему научиться, и, находясь обычно ступенью ниже, я становился «слишком нормальным», и во мне умирала эмпатия. Я улыбался, ласково говорил с детьми, которым причинил до этого боль. Руководствовался неким высшим принципом. Моя слабость заключалась в незнании, я следовал за признанным и желанным авторитетом. Я не чувствовал вины, ведь в моем представлении накладывание швов было делом полезным и благородным: «Боль, которую я причиняю, во благо». Сегодня медсестра накладывает компресс, капает на рану анестетик, и через несколько минут можно приступать к сшиванию кожи и мягких тканей, беседуя при этом с ребенком.

Через двадцать лет после окончания Второй мировой войны молодой социальный психолог Стэнли Милгрэм провел опыт. После на него ссылались тысячу раз. Милгрэм хотел получить ответ на вопрос:

«Можем ли мы быть настолько покорными, чтобы в нашей добросовестности пойти на совершение убийства?»

Опыт проводился следующим образом: участникам эксперимента говорили, что исследование должно продемонстрировать возможность улучшения результатов учебного процесса при помощи наказания. Приглашенным «экспериментаторам» нужно было регулировать напряжение при ударе тока, который получал «ученик» при каждом неверном ответе. На самом деле никакого удара током не было, на панели рядом с соответствующим значением в диапазоне от 45 до 450 вольт загоралась лампочка, а актер в зависимости от величины напряжения изображал, насколько ему больно: сначала он издавал жалобный вздох, затем корчился от боли, потом кричал с нарастающей громкостью. Эксперимент показал, что 65 % «учителей» без колебаний прибегали к мучительным ударам тока, чтобы заставить ученика лучше запоминать. Результаты зависели от многочисленных переменных: присутствие авторитетного лица, отличительные признаки в одежде или пол экспериментатора. В целом те, кто выбрал повышенные значения напряжения, не проявляли себя более агрессивными, чем те 35 %, отказавшиеся выполнять «контракт», потому что «ученику» было слишком больно. Чрезмерная покорность объяснялась подчинением моральному авторитету. Милгрэм таким образом подтвердил слова Ханны Арендт о «банальности зла», которыми она описала поведение Эйхмана на суде в Иерусалиме.

Эксперимент Милгрэма дал объяснение массовому убийству во вьетнамской деревне Милай, истреблению американских индейцев или существованию рабства, когда во имя удержания роста цены на сахар 20 миллионов чернокожих лишили свободы, продавали и пытали. Жан-Леон Бовуа повторил эксперимент. Я советовал ему сосредоточиться на изучении тех, кто отказался подчиниться. Доля подчинившихся, превысила 80 %, так как испытуемым говорили, что они участвуют в телешоу, и это снижало накал ситуации. Те, кто проявил строптивость, отличались друг от друга. Одним было не по себе при выполнении задачи: «Я заставляю себя направить электрический разряд, но я же вижу, что ему больно». Одна участница призналась, что не может нажать на кнопку, которая доставляет боль. Другие привыкли бунтовать, и их ответ был прост: «Независимо от контракта я ухожу».

Несмотря на параметры инсценировки и методы наблюдения, тех, кто подчинялся, было всегда боль-шинство, что свидетельствовало о социальной вовлеченности. Сначала мы слушаемся маму, потому что она нас защищает, мы хотим быть любимыми. Потом мы проявляем прилежание в школе для получения аттестата, который поможет нам социализироваться. Затем мы выполняем приказы в армии во имя защиты Франции, следуем правилам, чтобы не проехать на красный свет или не получить пени за неуплату налогов. Во всех этих случаях проявление непослушания говорит о трудностях в социализации. Под конец второго года жизни человек учится говорить «нет», что в большей степени связано с удовольствием от самоутверждения, а не с бунтом. Стремление к независимости у подростков, которые часто перечат, свидетельствует о правильном развитии.

Запреты – залог правильной социализации. Они создают аффективные рамки для контроля наших импульсов.

Мы не можем позволить себе все, что угодно, и это простое обстоятельство создает пространство для существования другого и помогает нам жить вместе, не прибегая к насилию. В разных культурах установки, соблюдение которых продиктовано соображениями морали, различаются.

Когда на заре человечества мы жили группами по 40–50 человек, для организации группы было достаточно слушаться тридцатилетнего или тридцатилетнюю старейшину. Цивилизация усложнялась, у установок появилось больше силы. В 1095 году речь папы Урбана II на Клермонском соборе стала началом первого крестового похода, нацеленного на освобождение Гроба Господня от арабов. Более тысячи лет аристократы стремились захватить земли соперника, превратили присягу в клятву верности, чтобы прочно подчинить себе вассалов. В 1792 году, когда отечество оказалось в опасности, служение Революции и кровавая битва при Вальми, которая стала первой для народной армии, были возведены на пьедестал. Сегодня важным источником установок, необходимых для упорядочивания общества и собственной защиты, стала наука.

Можно ли считать, что когда Ханна Арендт рассуждала о «банальности зла», подтвержденной экспериментом Стэнли Милгрэма, они просто подчеркивали важность подчинения в социальной функции? Может быть, мы напрасно ищем в личности качества, обуславливающие покорность, или черты, указывающие на