Плохой для недотроги. Я тебя испорчу - Ая Сашина

— Ангел… — впервые называю её так в лицо. Хочу сказать, что всё совсем не так, как кажется, но она перебивает меня.

— Ангела больше нет, Адам, — слеза катится по её щеке. — Уходи. Прошу.

По спине катится пот. Невозможно здесь больше находиться. Прижимаю монашку к себе сильнее и выхожу из этой дьявольской комнаты. Что это вообще? Молитвенная комната? Её мамаша точно больная на всю голову, раз устроила в квартире это.

А еще колени… Почему тихоня стояла на крупе?.. И где её мамаша? И почему дверь была не заперта? А еще это видео… Бля… Одни вопросы, которые нужно срочно решить! Больше не будет так, как прежде!

Иду к монашке в комнату. Закрываю за собой дверь ногой. Квартира от громкого стука сотрясается, но это последнее, что меня сейчас заботит.

— Отпусти… — тихоня выскальзывает из моих рук.

Не держу. Смотрю, как она без сил опускается на кровать. Поднимает на меня уставший взгляд.

— Уходи, Адам. Я же попросила. Мы больше не будем общаться, — голос, к удивлению, тверд, словно камень.

— Не будем общаться? — резко делаю выпад, заставляю Ангела лечь, сам нависаю сверху. — Кто так решил? МЫ будем! Будем! — рычу. — И я никуда отсюда не уйду, пока не пойму, что только что видел. Рассказывай, что произошло за этот гребаный день!

Всего на один день оставил её… На один… И всё, сука, перевернулось с ног на голову! Всё покатилось через жопу.

— Этот разговор ничего не изменит, — упрямится.

— Посмотрим, — злость немного отпускает. Обхватываю лицо девушки ладонями. Медленно веду большими пальцами по её щекам. — Давай… Рассказывай. С самого утра!

Глава 44

Адам

2 октября, четверг

Видео, которое показал Селицкий, отступает на задний план. С этой хуйней и её последствиями я точно разберусь. А вот то, что рассказывает сейчас монашка о своей матери, гораздо страшнее.

— То есть, когда ты не слушалась, она ставила тебя на крупу? — переспрашиваю, дабы убедиться, что не сошел с ума.

— Да, — соглашается едва слышно. Устала сопротивляться. Лежит тихонько в моих объятиях.

— Да бля… Не может быть… — мой мозг отказывается в это верить. — С десяти лет… — мои поглаживающие движения набирают силу. Я не могу контролировать своё бешенство. Мне хочется собственноручно придавить ту, которая зовется матерью Ангелины.

— Это было не каждый день, — девчонка словно защищает её. — Только когда я показывала характер, говорила, что уйду от неё к отцу.

Внутри всё готово к взрыву. Я повидал много всякой хуйни. В том числе творил её сам. Но это… Это за гранью. За пределами того, что я могу себе представить.

— Почему ты реально не ушла к нему? — не понимаю.

— Мама была хорошей, когда всё было хорошо, — говорит она тихо. — В итоге я поняла, что это я делаю из неё монстра. И я перестала это делать. Стала молчать. Не спорить. Пряталась в себе.

Моё сердце сжимается. Впервые ощущаю такую беспомощность.

Ангел… Ангел, который попал в лапы дьявола.

— Мама когда-то была веселой, у неё было много друзей, — на лице тихони грустная улыбка.

Это всё ебически здорово, но сейчас мне определенно не до этих воспоминаний.

— Что случилось сегодня? Про видео я понял. Это потом обсудим. Почему ты стояла на крупе?

Тихоня отворачивает от меня лицо. Когда вижу, как по её лицу скользит одинокая слеза, хочется стереть с лица земли всех людей. Чтобы никто и никогда больше не посмел обидеть моего Ангела.

Наклоняюсь и забираю губами каплю влаги. Соленая… Тут же на её месте появляется другая. Я не могу это терпеть. Слёзы Ангелины, как удары молота, бьют прямо по сердцу. Я стараюсь сдержаться, но внутри всё кипит, словно вулкан, готовый к извержению. Так не должно быть!!! Она не должна плакать!!!

— Она нашла телефон, — наконец продолжает Ангелина. — Конечно же, увидела нашу переписку. Потребовала, чтобы я рассталась с тобой. Жаль, она не знала, что уже не нужно требовать, что это произошло без её участия.

Во мне клокочет ярость от этих слов. Но затыкаю себя. С мнимым расставанием решим потом! Сейчас же мне нужно узнать все детали сегодняшнего дня.

— В общем было сказано много всего. Мы поругались. Мама ушла к себе в комнату со словами, что такая жизнь, где я разрушила наше будущее, ей больше не нужна.

Сука… Только не говорите, что она…

— Мама наглоталась таблеток! — подтверждает мои догадки Ангелина. — Хорошо, что я вовремя пришла к ней. Успела… — по её телу разбегается дрожь. — Вызвала скорую. Сейчас мама в больнице, — заканчивает исповедь.

Значит, её мать жива… Даже не знаю, радует ли меня этот факт.

— Каким образом во всей этой истории появилась крупа? Зачем ты над собой так издевалась?

— Мама сказала… — запинается. — Она права… Я виновата. Я должна молить о прощении!

— Глупостей не говори! — злюсь. Черт… Черт бы побрал её чокнутую мать!!!

По щекам Ангела снова катятся слезы. Ложусь на спину, перекатываю тихоню на себя и крепко-крепко обнимаю. Мне хочется сказать ей что-то… важное, что-то… Но я не умею. Прижимаю к себе еще сильнее. Она рыдает у меня на груди, и её слезы выжигают во мне дыры. Я не знаю, как больно сейчас ей, но мне просто невыносимо. Кажется, я сгораю в открывшейся правде живьем.

Но мне нельзя сейчас думать о себе. Не сдохну! Такие, как я, живучие твари. Такая, видимо, и её мать.

Я нежно поглаживаю волосы Ангела, пытаясь успокоить её.

— Ты ни в чем не виновата! Ты не должна молить ни о каком прощении! Твоя мать манипулятор. Неужели ты ничего не поняла сегодня?

Ангел молчит. Даже головы не отрывает от моей груди. Но по её изменившемуся дыханию понимаю, что она прислушивается к моим словам.

— Каких таблеток она наглоталась? Ты видела, сколько их было? И не ты ли говорила, что в прошлом она была фармацевтом?.. Она просто сделала так, чтобы ты ощутила себя виноватой и снова попала под её влияние!

Ангел наконец отрывается от меня и смотрит прямо в глаза. Не верит. Шокирована.

— Мама никогда не поступила бы так… Это было бы очень жестоко.

Во