И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский

Неожиданно оказался интеллигентный следователь, спросил, что переводите…

– «Дон Жуана» Байрона.

– А где записываете?

– Пока всё держу в голове.

Следователь решил, что перед ним сумасшедшая. Многие не выдерживали и сходили с ума. И всё же дал лист бумаги и попросил – запишите, что помните. Мельчайшим почерком Гнедич за сутки уложила на этом листике до сотни октав.

И тогда следователь нарушил режим, он перевёл заключенную в одиночную камеру, дал блокнот, спросил, не нужен ли Байрон на английском.

Гнедич сказала, какое издание ей кажется наилучшим, и ей из публички принесли это издание. Два года ушло на перевод.

И вот однажды Михаилу Лозинскому, поэту, переводчику, другу Ахматовой и Гумилева звонят из Большого дома. Лозинский начинает собирать вещи. Но, приехавший офицер говорит, что чекистам нужна его литературная консультация. Оцените этот перевод «Дон Жуана».

Как рассказывал Лозинский Эткинду, он задыхался от счастья. После пушкинского «Домика в Коломне» никто так легко и свободно не писал октавами. Кто этот зэк, выполнивший перевод, Лозинский не знал, но дал восторженный отзыв.

Все десять лет – от звонка до звонка отсидела Татьяна Гнедич. Но выпустив, ей дали возможность унести с собой тот заветный блокнот с «Дон Жуаном»

Уже умер Сталин. Уже началась реабилитация. В лагерной телогрейке с блокнотом пришла Гнедич в квартиру Эткинда. Здесь жила первые годы, переписывая, перебеливая свой перевод.

Вначале он ходил в самиздате. Его прочитал знаменитый режиссер Николай Акимов и поставил спектакль по переводу Гнедич. И тогда под аплодисменты зала Акимов вывел на сцену Татьяну Гнедич.

С тех пор этот перевод публиковался много раз.

Татьяна Григорьевна безуспешно искала следователя, чтоб подарить ему книгу, разделить гонорар. Но он исчез. Как видно, сгинул в том же ГУЛАГе.

Корней Чуковский в книге об искусстве перевода «Высокое искусство» написал:

«Единственное слово, которое мы вправе сказать о самоотверженном труде Татьяны Гнедич, это слово – подвиг»

Перефразируя Пушкина – «С Байроном долго беседовали вы одна», как когда-то с Гомером прадед.

Нас ждёт Цувамма

Сарынь на кичку, ядрёный лапоть пошел шататься по берегам… Стоп. О чём это я? Вчера тепло, достойно прошла презентация книги стихов Анатолия Фиолетова в Одесском литературном музее. Да, непростые времена. И всё равно люди тянутся к поэзии, как к противоядию от напастей.

Поэтому и позволю себе вспомнить ещё одного поэта, когда-то гремевшего, ныне практически забытого, причем – незаслуженно.

17 апреля 2019 года исполняется 135 лет со дня рождения Василия Каменского, чей разбойный клич «Сарынь на кичку!» запомнился многим городам, в том числе и Одессе…

Кажется, что мы всё знаем о турне футуристов 1914 года, когда Давид Бурлюк, Василий Каменский и Владимир Маяковский после Харькова и Полтавы приехали в Одессу и дали несколько выступлений в зале нынешнего Русского театра.

Естественно, что внимание исследователей было приковано к Маяковскому. Влюблённость в Марию Денисову, ставшая строками в «Облаке в штанах». В последние годы упорное изучение Евгением Деменком жизни и творчества Давида Бурлюка дало свои плоды. Уже есть мемориальная доска на Преображенской, где жил Бурлюк в годы занятий в художественном училище, вышла книга «Новое о Бурлюках».

И лишь Василий Каменский, поэт, прозаик, художник, актёр, авиатор, да просто, естественнейший человек, соединявший есенинскую искренность чувств с хлебниковской мечтательностью, оставался вне зрения одесских литературоведов.

Для него наши края не были чужими. В Николаеве Каменский в 1905 году актёром выступал в театре Всеволода Мейерхольда. Став авиатором, он подружился с М. Ефимовым и С Уточкиным. В книге Василия Каменского «Путь энтузиаста» есть такой монолог:

«Знаменитый спортсмен, велосипедный гонщик, авиатор, прославленный остряк, С. И. Уточкин, этот рыжий весёлый заика в котелке, говорил мне:

– Ппп-оезжай, брат, в Париж, ттам тебя всему научат и, кстати, летать. А если ррразобьёшься вдребезги, то опять же в ПП-ариже, а не где-нибудь в Жжжмеринке»

Каменский вдребезги разбился в Польше в 1912 году. Но тогда его собрали и только лет через 25 эта травма привела к катастрофе.

Самым кратким пунктиром обозначу жизненный путь человека, которого друзья называли матерью российского футуризма. Да, Давида Бурлюка – отцом, а Василия Каменского – матерью. Может потому, что на страницах редактируемого им журнала «Весна», были первые публикации Хлебникова и других.

Родился Василий Васильевич Каменский на пароходе, шедшем по Каме, в Пермь, где жила семья. Отец был смотрителем золотых приисков графа Шувалова. Но родители умерли, когда Вася был ребёнком и воспитывался он в семье деда по матери, капитана парохода, на котором родился.

Детство среди портовиков, моряков. Наверно, тогда и услышал клич:

«Сарынь на кичку!» – который ввел позднее в свои стихи и сделал как бы своим опознавательным знаком в литературе…

После школы пошёл «в люди», менял профессии. В 1904 году начал сотрудничать в газете «Пермский край», где не только писал корреспонденции, но и публиковал свои стихи. Увлёкся театром, все забросил и стал актёром. Но в 1907 году приехал в Петербург, понравился издателю Н. Шебуеву и тот ему доверил журнал для молодых литературных сил «Весна».

Совмещал редакторскую работу с увлечением авиацией. Стал дипломированным лётчиком, освоил одним из первых в России «Блерио Х1», придумал слово – самолёт вместо длинного – аэроплан. И вообще придумал много слов, сблизившись с футуристами.

Рисовал, занялся дизайном своих книг, составлением альманахов.

Его книга поэм «Танго с коровами» и сегодня считается образцом авторского оформления.

Все, за что ни брался Каменский, он делал с вдохновением.

Забавно описание Василием Каменским вечеров поэзии в 1914 году в Одессе

«Когда мы на лекции сталкивали всех кумиров литературы «с парохода современности», это следовало понимать аллегорически.

Ибо мы не меньше других знали ценность и Рафаэля, и Пушкина, и Гоголя, и Толстого.

По этому случаю в Одессе мы выдержали особо свирепый натиск газетной критики, да и слушателей из партера одесского общества.

Знакомый по Петербургу критик Петр Пильский сказал крепкую вступительную речь, как блестящий адвокат, защищающий тяжких преступников.

За ним выступил я с докладом «Смехачам наш ответ», в котором дал достойную отповедь нашим врагам. Но едва коснулся литературной богадельни седых «творцов, кумиров и жрецов», как в партере зашикали, загалдели, а на галёрке захлопали

Замечательно, что каждый город защищает одного писателя, которого никак трогать нельзя. В Одессе таким оказался Леонид Андреев.

Можно всех святых свалить с «парохода современности», но Леонида Андреева не тронь. Я было тронул Леонида Андреева за убийственный пессимизм, но меня затюкали».

Реванш на этом