Евгений Онегин. Роман с разбором психолога и литературоведа - Александр Сергеевич Пушкин

умиленными очами

Их озирая, говорит:

«Простите, мирные долины,

И вы, знакомых гор вершины,

И вы, знакомые леса;

Прости, небесная краса,

Прости, веселая природа;

Меняю милый, тихий свет

На шум блистательных сует…

Прости ж и ты, моя свобода!

Куда, зачем стремлюся я?

Что мне сулит судьба моя?»

XXIX

Ее прогулки длятся доле.

Теперь то холмик, то ручей

Остановляют поневоле

Татьяну прелестью своей.

Она, как с давними друзьями,

С своими рощами, лугами

Еще беседовать спешит.

Но лето быстрое летит.

Настала осень золотая.

Природа трепетна, бледна,

Как жертва, пышно убрана…

Вот север, тучи нагоняя,

Дохнул, завыл – и вот сама

Идет волшебница зима.

XXX

Пришла, рассыпалась; клоками

Повисла на суках дубов;

Легла волнистыми коврами

Среди полей, вокруг холмов;

Брега с недвижною рекою

Сравняла пухлой пеленою;

Блеснул мороз. И рады мы

Проказам матушки зимы.

Не радо ей лишь сердце Тани.

Нейдет она зиму встречать,

Морозной пылью подышать

И первым снегом с кровли бани

Умыть лицо, плеча и грудь:

Татьяне страшен зимний путь.

XXXI

Отъезда день давно просрочен,

Проходит и последний срок.

Осмотрен, вновь обит, упрочен

Забвенью брошенный возок.

Обоз обычный, три кибитки

Везут домашние пожитки,

Кастрюльки, стулья, сундуки,

Варенье в банках, тюфяки,

Перины, клетки с петухами,

Горшки, тазы et cetera,

Ну, много всякого добра.

И вот в избе между слугами

Поднялся шум, прощальный плач:

Ведут на двор осьмнадцать кляч,

XXXII

В возок боярский их впрягают,

Готовят завтрак повара,

Горой кибитки нагружают,

Бранятся бабы, кучера.

На кляче тощей и косматой

Сидит форейтор бородатый,

Сбежалась челядь у ворот

Прощаться с барами. И вот

Уселись, и возок почтенный,

Скользя, ползет за ворота.

«Простите, мирные места!

Прости, приют уединенный!

Увижу ль вас?..» И слез ручей

У Тани льется из очей.

XXXIII

Когда благому просвещенью

Отдвинем более границ,

Со временем (по расчисленью

Философических таблиц,

Лет чрез пятьсот) дороги, верно,

У нас изменятся безмерно:

Шоссе Россию здесь и тут,

Соединив, пересекут.

Мосты чугунные чрез воды

Шагнут широкою дугой,

Раздвинем горы, под водой

Пророем дерзостные своды,

И заведет крещеный мир

На каждой станции трактир.

XXXIV

Теперь у нас дороги плохи42),

Мосты забытые гниют,

На станциях клопы да блохи

Заснуть минуты не дают;

Трактиров нет. В избе холодной

Высокопарный, но голодный

Для виду прейскурант висит

И тщетный дразнит аппетит,

Меж тем как сельские циклопы

Перед медлительным огнем

Российским лечат молотком

Изделье легкое Европы,

Благословляя колеи

И рвы отеческой земли.

XXXV

Зато зимы порой холодной

Езда приятна и легка.

Как стих без мысли в песне модной —

Дорога зимняя гладка.

Автомедоны наши бойки,

Неутомимы наши тройки,

И версты, теша праздный взор,

В глазах мелькают, как забор43).

К несчастью, Ларина тащилась,

Боясь прогонов дорогих,

Не на почтовых, на своих,

И наша дева насладилась

Дорожной скукою вполне:

Семь суток ехали оне.

XXXVI

Но вот уж близко. Перед ними

Уж белокаменной Москвы,

Как жар, крестами золотыми

Горят старинные главы.

Ах, братцы! как я был доволен,

Когда церквей и колоколен,

Садов, чертогов полукруг

Открылся предо мною вдруг!

Как часто в горестной разлуке,

В моей блуждающей судьбе,

Москва, я думал о тебе!

Москва… как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

XXXVII

Вот, окружен своей дубравой,

Петровский замок. Мрачно он

Недавнею гордится славой.

Напрасно ждал Наполеон,

Последним счастьем упоенный,

Москвы коленопреклоненной

С ключами старого Кремля:

Нет, не пошла Москва моя

К нему с повинной головою.

Не праздник, не приемный дар,

Она готовила пожар

Нетерпеливому герою.

Отселе, в думу погружен,

Глядел на грозный пламень он.

XXXVIII

Прощай, свидетель падшей славы,

Петровский замок. Ну! не стой,

Пошел! Уже столпы заставы

Белеют: вот уж по Тверской

Возок несется чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах.

Комментарий литературоведа

XXVII. Московских франтов и цирцей…

Цирцея – героиня гомеровской «Одиссеи», волшебница. Тут – кокетка.

XXVIII. Простите, мирные долины…

Отсылка к прощанию Иоанны из романтической трагедии Фридриха Шиллера «Орлеанская дева».

XXXI. Забвенью брошенный возок.

То есть телега.

XXXI. Обоз обычный, три кибитки…

Обоз – группа повозок и других средств передвижения, перевозящих грузы или людей.

Кибитка – крытая телега.

XXXII. Сидит форрейтор бородатый.

Имеется в виду кучер, сидящий на первой лошади в упряжке. В пушкинское время было модно, чтобы форейторы были мальчишками. Ларины, напротив, живут по старинке.

XXXIII. Когда благому просвещенью

Отдвинем более границ…

Пушкин тут почти утопически размышляет о будущем техническом прогрессе.

XXXIV. Теперь у нас дороги плохи…

Дороги приводили в порядок для проверок или проезда высокопоставленных лиц, а в остальное время они были в ужасном состоянии.

XXXIV. На станциях клопы да блохи

Заснуть минуты не дают…

Прейскуранты и аппетиты иронично противопоставляются клопам и блохам.

XXXIV. Меж тем, как сельские циклопы…

Циклопы в древнегреческой мифологии ковали оружие Зевсу.

XXXIV. Изделье легкое Европы…

Имеются в виду изготовленные в Европе коляски.

XXXV. Автомедоны наши бойки…

Автомедон – возница Ахиллеса в «Илиаде» Гомера. Здесь так иронично названы извозчики.

XXXVI. Но вот уж близко. Перед ними

Уж белокаменной Москвы…

Москву Пушкин описывает гораздо подробнее, чем Петербург и деревню, потому что это чужое пространство для его персонажей.

XXXVI. Ах, братцы! как я был доволен…

Пушкин вспоминает собственный приезд в Москву в сентябре 1826 года, когда он из михайловской ссылки был вызван на беседу к новому императору Николаю I.

XXXVI. Когда церквей и колоколен…

В пушкинское время подъезжающий к Москве прежде всего видел множество церковных глав.

XXXVII. Вот, окружен своей дубравой,