Евгений Онегин. Роман с разбором психолога и литературоведа - Александр Сергеевич Пушкин

class="p1">Петровский замок.

Речь идет о Петровском дворце, построенном архитектором Матвеем Казаковым в 1776 году (его современный вид – результат перестройки 1840 года). Дворец находился в трех верстах от Тверской заставы на Петербургском тракте и служил местом отдыха императора и его свиты перед торжественным въездом в Москву. Дубрава – это роща вокруг дворца, сохранившаяся со времен Петровского монастыря, на земле которого был построен дворец. Ларины въезжали в Москву по этому же Петербургскому тракту.

XXXVII. Напрасно ждал Наполеон,

Последним счастьем упоенный…

Войска Наполеона вошли в Москву через Дорогомиловскую заставу. У Камер-Коллежского вала Наполеон ждал ключей от города. После того как весь город загорелся и пребывание в Кремле стало невозможным, он перенес свою резиденцию в Петровский дворец.

Строфа XXXVIII

Ларины едут через окраины и центр Москвы: от Петровского дворца, который находился за городской чертой, через Тверскую заставу, по Тверской-Ямской улице, мимо Триумфальной площади (сейчас площадь Маяковского), по Тверской улице, мимо Страстного монастыря (на его месте теперь Пушкинская площадь). Далее, вероятно, они двигались по Камергерскому переулку (сейчас проезд Художественного театра), пересекали Большую Дмитровку (улицу Пушкина), проезжали по Кузнецкому Мосту (где «мелькают магазины моды») и Мясницкой улице до Харитоньевского переулка.

XXXVIII. Пошол! Уже столпы заставы…

При въезде в город проезжающие должны были остановиться у заставы, состоявшей из шлагбаума и будки часового, где записывались их имена и цель приезда. Ларины въезжали через Тверскую заставу (на Петербургской дороге), располагавшуюся в районе нынешнего Белорусского вокзала. Во время их приезда в Москву на этом месте уже шло строительство Триумфальной арки, и столпы заставы – это, видимо, ее колонны.

XXXVIII. Мелькают мимо будки, бабы…

В деревянных полосатых будках размещались нижние полицейские чины – будочники.

XXXVIII. Мальчишки, лавки, фонари…

Тверская – самая оживленная торговая улица того времени. Мальчишки – посыльные из магазинов. Фонари в то время были масляными и светили тускло.

XXXVIII. Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды…

Тверская была аристократической улицей. Затем, двигаясь по ней, Ларины проехали мимо Страстного женского монастыря, расположенного в глубине нынешней Пушкинской площади. Бухарцами называли в Москве продавцов восточных товаров, привозимых из Средней Азии. В 1820-е годы в моде были восточные дамские шали.

XXXVIII. Купцы, лачужки, мужики…

Имеются в виду уличные торговцы.

XXXVIII. Бульвары, башни, казаки…

Во второй половине XVIII века по приказу Екатерины II были снесены стены Белого города, а на их месте появилось кольцо бульваров. Устремленные вверх заостренные башни были характерной чертой московского ландшафта.

Казаки – здесь: конные рассыльные.

XXXVIII. Аптеки, магазины моды…

Вывески аптек выделялись позолоченными двуглавыми орлами.

Скопление французских магазинов мод было тогда на Кузнецком Мосту. Их состав постоянно менялся.

XXXVIII. Балконы, львы на воротах…

Имеются в виду львы на гербах владельцев домов.

XXXIX. XL

В сей утомительной прогулке

Проходит час-другой, и вот

У Харитонья в переулке

Возок пред домом у ворот

Остановился. К старой тетке,

Четвертый год больной в чахотке,

Они приехали теперь.

Им настежь отворяет дверь,

В очках, в изорванном кафтане,

С чулком в руке, седой калмык.

Встречает их в гостиной крик

Княжны, простертой на диване.

Старушки с плачем обнялись,

И восклицанья полились.

XLI

– Княжна, mon ange! – «Pachette!»[19] – Алина! —

«Кто б мог подумать? – Как давно!

Надолго ль? – Милая! Кузина!

Садись – как это мудрено!

Ей-богу, сцена из романа…»

– А это дочь моя, Татьяна. —

«Ах, Таня! подойди ко мне —

Как будто брежу я во сне…

Кузина, помнишь Грандисона?»

– Как, Грандисон?.. а, Грандисон!

Да, помню, помню. Где же он? —

«В Москве, живет у Симеона;

Меня в сочельник навестил;

Недавно сына он женил.

XLII

А тот… но после всё расскажем,

Не правда ль? Всей ее родне

Мы Таню завтра же покажем.

Жаль, разъезжать нет мочи мне;

Едва, едва таскаю ноги.

Но вы замучены с дороги;

Пойдемте вместе отдохнуть…

Ох, силы нет… устала грудь…

Мне тяжела теперь и радость,

Не только грусть… душа моя,

Уж никуда не годна я…

Под старость жизнь такая гадость…»

И тут, совсем утомлена,

В слезах раскашлялась она.

XLIII

Больной и ласки и веселье

Татьяну трогают; но ей

Не хорошо на новоселье,

Привыкшей к горнице своей.

Под занавескою шелковой

Не спится ей в постеле новой,

И ранний звон колоколов,

Предтеча утренних трудов,

Ее с постели подымает.

Садится Таня у окна.

Редеет сумрак; но она

Своих полей не различает:

Пред нею незнакомый двор,

Конюшня, кухня и забор.

XLIV

И вот: по родственным обедам

Развозят Таню каждый день

Представить бабушкам и дедам

Ее рассеянную лень.

Родне, прибывшей издалеча,

Повсюду ласковая встреча,

И восклицанья, и хлеб-соль.

«Как Таня выросла! Давно ль

Я, кажется, тебя крестила?

А я так на руки брала!

А я так за уши драла!

А я так пряником кормила!»

И хором бабушки твердят:

«Как наши годы-то летят!»

XLV

Но в них не видно перемены;

Всё в них на старый образец:

У тетушки княжны Елены

Все тот же тюлевый чепец;

Все белится Лукерья Львовна,

Все то же лжет Любовь Петровна,

Иван Петрович так же глуп,

Семен Петрович так же скуп,

У Пелагеи Николавны

Все тот же друг мосье Финмуш,

И тот же шпиц, и тот же муж;

А он, всё клуба член исправный,

Все так же смирен, так же глух

И так же ест и пьет за двух.

Комментарий литературоведа

Строфы XXXIX, XL

Здесь якобы пропуск строф обозначает прошедшее время.

XL. У Харитонья в переулке…

Московские адреса обозначались по церковным приходам.

XL. С чулком в руке, седой калмык.

В XVIII веке модно было иметь слугой мальчишку-калмыка, но ко времени действия романа он состарился. Специальных швейцаров могли себе позволить только некоторые богатые дома. Обычно его функцию выполнял кто-то из слуг и параллельно занимался домашними делами, например штопал чулки.

XLI. – Княжна, mon ange! – «Pachette!» – Алина!

Смесь французского с «нижегородским», то есть речи «московской кузины» с бытовыми интонациями матери Татьяны. Так, к русскому уменьшительному имени Паша прибавляется французский уменьшительный суффикс.

XLI. В Москве, живет у Симеона…

Вероятно, в приходе Симеона Столпника на Поварской улице.

XLI. Меня в сочельник навестил…

Канун Рождества или Крещения.

XLIII. И ранний звон колоколов…

К заутрене звонят в 4 часа утра.

Строфа XLV

Пушкин, описывая Москву, вдохновляется «Горем от ума» Грибоедова, но при этом показывает, что общество стало духовно еще беднее после поражения декабристов.

XLV. И тот же шпиц, и тот же муж…

Модная во второй половине XVIII века собачка. Во время действия романа эта мода уже устарела – так Пушкин показывает застывший московский быт.

XLV. А он, всё клуба член исправный…

То есть член