Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

хотелось принять ванну. И он, подумав, что тут-то, почитай в её столице, принцессе точно ничего угрожать не может, оставил отряд на попечение Карла Брюнхвальда и согласился поехать вперёд.

И как въехали в город, генерал стал удивляться.

Швацц оказался город старый, стоящий на холмах, узкие улицы вели то вверх, то вниз, часто были извилисты. Во многих местах брусчатка просела, а иной раз из неё и камни побрали для каких-то нужд. Карету трясло. И много было в нем ручьёв, и устья ручьёв были забросаны хламом и камнями. Через те ручьи стояли плохие мостки. И дома не были белены. Уж разве бургомистр Вильбурга допустил бы такое? Хотя вывески… О, какие тут были красивые вывески. Произведения искусства истинные. Даже над кривой дверью затрапезной пивной, и над той висел отлично прорисованный большой и толстый монах, держащий в руке кружку пива, а под ним была надпись «Пивных дел мастер Шульц». Хороши были также кованные ограды, ковали их мастера. Розы выковывали, лилии. Хороши были и храмы, тут он ничего сказать не мог, красиво так красиво. Ратуша его впечатлила, была она сотворена большими зодчими. А ещё женщины были очень хорошо одеты, платья у них как раз под жару были — лёгкие, из тонких материй, а вовсе не из того толстого сукна, что делали платья на севере, эти платья даже вид имели какой-то легкомысленный, призывный, что ли, но вот сам город… Нет, Швацц ему не показался.

«Ланн роскошен, хоть и порой небрежен. Вильбург вычищен и вылизан, но без показного богатства». Швацц же напомнил барону богатого неряху или, может, господина, у которого нерадивые слуги не следят за его внешностью и чистотой платья.

Зато как светились глаза маркграфини, когда они въехали в городские ворота! А когда въезжали на большую площадь, на которой возвышался дворец, украшенный синими и алыми флагами, цветами дома Винцлау, так она и прослезилась даже, стала вытирать глаза платком; и когда он спросил, что с нею, принцесса лишь покачала головой: ничего. И отвернулась от него. Когда карета остановилась во дворе замка, встречали её всего несколько человек. В основном слуги, но был тут и важный господин. Был он полнокровен, весо́м, чревом велик и имел одышку; этот господин не постеснялся подать маркграфине руку, когда слуги открыли ей дверцу кареты и откинули ступеньку. И маркграфиня первым делом, выйдя из кареты, представила его Волкову.

— Граф Вергель, — она назвала его на старый манер. — Майордом дома Винцлау.

— Инхаберин, — вельможа низко кланяется ей.

— Граф, — тут принцесса указала на Волкова, — это мой избавитель, человек, спасший меня от колдунов Тельвисов, барон фон Рабенбург.

— О, от колдунов? — удивляется майордом. — Фон Тельвис оказался колдуном? Ну да, я что-то слышал… Про них ходили такие слухи. Но я считал, что это лишь дурные наговоры. Но нам рассказывали, что вы, после паломничества и молебнов, приняли приглашение графа Тельвиса и пребываете в его доме по собственной воле.

Он делает большие глаза, прикладывает руку к груди, выражая удивление.

Вот только генералу кажется, что это… не очень искреннее удивление.

— И кто же вам такое сказал? — сразу вспыхивает принцесса. И так как граф не торопится с ответом, она настаивает: — Ну же, граф, извольте ответить, кто сказал вам, что я гощу у Тельвисов по собственной воле?

— Это рассказывала нам ваша подруга госпожа ди Армачи, — отвечал ей майордом. — Она вернулась с кавалером Гейбницем и сказала, что у неё дела, а вы остались погостить в горах.

— Ах вот как! Погостить в горах? В горах, которые завалены трупами, — улыбается нехорошей улыбкой принцесса. — И, конечно же, это была моя дражайшая подруга, почти сестра, Бьянка Кастелло ди Армачи, кто же ещё? — и тут она словно вспомнила. — Так она вернулась с Гейбницем?

— Да, так и было, она вернулась с ним сюда и рассказала, что вы остались гостить у Тельвисов.

— Странно, — удивилась принцесса и взглянула на Волкова. — Я почему-то думала, что кавалер Гейбниц погиб.

— Нет, я видел его так же, как и вас, Ваше Высочество, неделю назад живым и невредимым. Были они тут, при дворе, — отвечал ей граф фон Вергель. — И он, как и госпожа ди Армачи, убеждал нас, что вы у добрых господ Тельвисов гостите.

— И граф, и графиня оказалась подлейшими колдунами и душегубами, — продолжала маркграфиня, и тут в её голосе послышался упрёк. Как будто она выговаривала графу. — И никто не справился обо мне, никто не пришёл мне на помощь, лишь по велению герцога Ребенрее один барон прибыл высвобождать меня из плена. Он лично дрался за меня с людьми колдунов.

— Жаль, что мне не выпала честь стоять с вами плечом к плечу, барон, — важно произнёс граф и поклонился.

— Граф, уверен, что будь у меня такой товарищ, мне было бы намного легче одолеть ту мерзкую банду, — в свою очередь отвечал ему с поклоном Волков, а сам при том думал: «А что же ты, толстяк, даже письма своей сеньоре не отправил? Не справился: может, ей надобно что?».

После этого короткого разговора принцесса, которая в дороге, кажется, повеселела, вдруг опять стала сурова. И произнесла:

— Пойдёмте в дом, господа. Граф, что с моими дочерьми?

— К сожалению, у госпожи Ирмы Амалии всё без изменений, Ваше Высочество, — отвечает майордом. — А госпожа Мария Оливия всё так же умна и подвижна. Всё вспоминала свою маменьку.

Маркграфиня начинает быстро подниматься по ступенькам дворца, а граф жестом пропускает Волкова вперёд: прошу вас, господин барон.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 5

⠀⠀

Он ещё не решил, стоит ли ему тут задерживаться надолго, но маркграфиня сразу просила майордома выделить генералу лучшие апартаменты, сказав, что барон для неё гость наижеланнейший; и граф сразу решил проводить Волкова в левую часть замка, на третий этаж, где находились действительно хорошие покои из трёх комнат со спальней, столовой и комнаткой для прислуги.

— Надеюсь, эти покои придутся вам по душе, господин барон, — говорил весьма радушно граф. — Я пришлю вам горничную и прачку, два лакея уже тут, ждут ваших распоряжений, а от повара придёт человек, справиться о ваших предпочтениях.

Огромная кровать генералу понравилась, а майордом говорит, как бы оправдываясь:

— Покои нежилые. На кровати простыни будут перестелены, пыль вытерта; если бы знали, что к нам явятся гости, уже было бы всё подготовлено.

На том и откланялся, сославшись, что теперь ему нужно услужить и маркграфине. Гюнтер стал осваиваться, позвал двух лакеев, что пришли с майордомом, стал носить