В тисках тлена - Юрий Борисович Салов

Агафья, оглушенная ударом тубуса, но не сбитая с ног, снова ринулась на него. Ее шипение превратилось в яростный, животный рык. Когти рвали воздух.

Игорь не целился. Не думал. Он вложил в удар весь страх, всю ярость, всю отчаяние. Вперед! Снизу вверх. Острым концом грубо обтесанного кола.

Удар пришелся чуть ниже грудины. Не в сердце — он не целился так точно. Но осина вошла с глухим, ужасающе хрустящим звуком. Не как в плоть. Как в гнилое дерево.

Агафья замерла. Ее рык оборвался. Глаза, секунду назад пылавшие ненавистью, расширились в немом удивлении, потом в них мелькнуло что-то древнее — страх? Признание? Черная, густая, почти как смола жидкость выступила вокруг раны на ее грязной телогрейке. Не кровь. Жижа.

Она не закричала. Не рухнула. Она просто… остановилась. Руки, поднятые для удара, медленно опустились. Ее взгляд, уже тускнеющий, скользнул с лица Игоря на торчащий из ее тела кол, потом в пустоту комнаты. Из ее открытого рта вырвался не стон, а тихий, шипящий выдох, как из пробитого меха.

Потом она медленно, как подкошенное дерево, начала оседать. Не на пол. На колени перед Игорем. Ее голова упала на грудь. Темная жижа сочилась из раны, капая на пыльный пол. Запах тлена стал невыносимым.

Игорь стоял, прислонившись к стене, дрожа всем телом. Он смотрел на то, что еще секунду назад было Агафьей. На торчащий кол. На черную лужу, растущую на полу. Рука его все еще сжимала рукоять кола. Холод монеты на шее был леденящим.

Тишина вернулась. Но теперь она была иной. Не ожидающей. Наблюдающей. Из темных углов комнаты. Из пустоты за окном. Из самой древесины стен. Он сделал это. Убил нежить. Но он чувствовал — это был не конец. Это было только начало расплаты.

Глава 25

Запах смерти — сладковато-тленный, как из комнаты Агафьи — преследовал Игоря по пятам. Он вышел из дома Смирновых, не оглядываясь на черную лужу под телом старухи. Снежок хрустел под сапогами, но звук казался приглушенным, словно деревня затаила дыхание. Старая мельница на берегу замерзшей речушки — ближайшее неразрушенное убежище, то самое место, куда ходил Александр… и где тот оставил труп Никифора. Следовало обязательно сходить туда.

Бросив последний взгляд на пустые глазницы окон дома, Игорь рванул через огород, спотыкаясь о замерзшие кочки под снегом. «Сайга» тяжело болталась на плече, освободившийся тубус для кольев он швырнул еще у дома — три кола остались за поясом, один был в Агафье. В руке он сжимал старую керосиновую лампу, схваченную в сенях Смирновых — «Бергер» с закопченным стеклом. Надежды, что в ней есть керосин, почти не было.

Мельница подступала черным, покосившимся силуэтом. Колесо давно сгнило, остался лишь остов. Дверь, которую когда-то выломал Александр, зияла темным провалом. Запах ударил сильнее — прелая солома, плесень, камень и… тот самый сладковатый тлен, смешанный теперь с запахом речной сырости и льда.

Игорь ворвался внутрь. Полумрак. Холод, пробирающий до костей. Он судорожно щелкнул зажигалкой, поднес к фитилю лампы. Фитиль был сух, обуглен. Отчаяние сжало горло. Он тряхнул лампу — глухой плеск! Есть! Второй щелчок — фитиль задымился, потом робко вспыхнул желтым, коптящим пламенем. Свет был слаб, колебался, но выхватил из мрака знакомый хаос: груды мусора, обломки механизмов, паутину, каменный жернов в углу. И в луже света у его ног — темное пятно. Засохшая черная жижа. Никифор?

Он сделал шаг вперед, поднял лампу выше. И тут тени ожили.

Справа, из-за груды сломанных ящиков, метнулась фигура — коренастая, мощная, с диким, немым оскалом. Иван! Его глаза тускло блеснули в свете лампы, лицо было землисто-серым, перекошенным злобой, нечеловеческой. Он шел не бегом, а каким-то стремительным, скользящим шагом, руки с крючковатыми пальцами протянуты к Игорю.

Слева, из-за самого жернова, поднялась другая тень — высокая, чуть сгорбленная. Александр. Его лицо было каменной маской пустоты и ненависти, в руках — знакомый тесак, сверкающий в луче лампы. Он двигался медленнее, но неумолимо, перекрывая путь к выходу.

И прямо перед Игорем, из темноты под лестницей, ведущей на второй этаж, выползла третья фигура. Худая, почти невесомая, в грязной ночной рубахе. Татьяна. Ее когда-то красивое лицо было восковым, безжизненным, но глаза горели тем же ледяным, хищным огнем, что и у Агафьи. Она не шипела. Она молча протягивала к Игорю руки, пальцы ее были скрючены как когти.

Паника сжала Игоря ледяным кольцом. Трое. Серебро было только в «Сайге», а ее надо было снять, прицелиться… Времени не было! Они сходились, как клещи, беззвучно, стремительно.

— Нет! — выдохнул Игорь, отпрыгивая назад, к шаткой стене. Он рванул «Сайгу» наизготовку, не целясь, нажимая на спуск почти инстинктивно.

Ба-бах!

Грохот выстрела в каменном мешке мельницы оглушил. Отдача ударила в плечо, как кувалдой, едва не вырвав оружие. Пламя лампы бешено заколебалось, тени заплясали. Серебряная картечь рванула в сторону Александра, шлепнулась о камень жернова, отрикошетила со свистом. Александр лишь слегка отклонился. Иван, не сбавляя шага, был уже в двух метрах!

Игорь выстрелил еще раз, почти в упор в сторону Ивана. Бах! Картечь пробила его плечо, вырвав клочок телогрейки, брызнула черной жижей, но не сбила с ног. Иван лишь зарычал — низко, хрипло, не по-человечьи — и рванулся вперед.

Татьяна была ближе всех. Ее холодные пальцы вцепились в полу его куртки, потянув на себя с невероятной силой. Игорь выстрелил вверх, почти наугад, целясь в пространство над ней. Бах! Гильза звонко упала на камень. Картечь ударила в балки потолка, осыпав пылью. Татьяна отшатнулась на миг, но не отпустила.

Путь был только один. Наверх! Игорь рванулся к лестнице, отбиваясь прикладом «Сайги» от цепких рук Татьяны. Он влетел на шаткие, скрипящие ступени. Александр, обходя жернов, был уже у их подножия. Иван, игнорируя рану, лез следом.

Лестница вела на небольшой ярус — бывшую кладовку или комнату для мельника. Полутьма. Груды какого-то тряпья, мешки. Игорь оглянулся — Иван был уже на середине лестницы, его перекошенное от ярости лицо ловило свет лампы снизу.

Бах! Игорь выстрелил вниз, почти не целясь. Промах. Или нет? Иван взревел, но продолжал лезть. Игорь отступил вглубь кладовки, споткнулся о мешок. Лампу едва удержал. В этот миг