Просроченный долг - Йожеф Лендел

на Мишу и увидел, как тот насмешливо подмигнул товарищу, но всё же не остановился и продолжал: — ну там кишки, жилы и всё такое, и тут же бежит травку искать, чтобы брюхо лечить.

— Это еще что! — засмеялся Миша. — Вот у нас была кошка. Всё время охотилась, мать ее так-перетак, особо когда у ней котята. Страсть, сколько воробьишков перетаскала своим котятам. Чего же ты не ешь, Евсей!

Евсей кивнул и из вежливости взял на кончик ложки немного картошки.

— Так вот кошка эта… — продолжал Миша, — скормит каждому слепому котенку по два воробья — и, как хороший охотник, остановиться не может, — так вместе с третьим травку от живота несет. Знает, стерва этакая, что от воробьиного мяса котят беспременно прохватит. — Миша с невозмутимым видом стал дуть на ложку, полную картошкой, и лишь глаза его смеялись.

Евсей положил ложку и потянулся за кружкой с чаем. Выпив полкружки горячего напитка, он исподлобья взглянул на Мишу. Лоб его покрылся испариной.

— Нет, не зря — сказал он с кружкой в руке, — не зря тебя по всей округе Мишка-пустомеля кличут. — Допил остаток чая, завернул хлеб в чистый белый холст, на котором еще были видны складки от утюга, и обратился к чужаку.

— Кто понимает, сразу видит, до чего моя Найда умная.

— Видит, — глухо отозвался чужак.

Все это время он с неподвижным лицом прислушивался к разговору и ни разу не улыбнулся Мишиным шуткам. Еду из общей посудины всегда брал третьим, и не обратись Евсей прямо к нему, и сейчас бы промолчал.

— Вот только жаль, что старовата немного, — прибавил Евсей.

— Старая? Да она скоро ощенится.

— Этого я и жду, — сказал Евсей. Он удивился, что незнакомый человек увидел то, что едва можно было заметить. — Одного щенка себе оставлю.

— А другого мне не продадите? — неожиданно сказал чужак.

Он тотчас пожалел, что высказал свое внезапно возникшее желание. Опустил голову.

Евсей смерил его взглядом.

— И на что вы его кормить будете?

У чужака дернулось веко.

— Проживет со мной, — хрипло ответил он.

— Самого лучшего я всё равно себе оставлю.

— Понятно. Того, какой при рождении покажется лучшим. Тот, что попадет ко мне, не хуже будет.

— Самый лучший он и есть самый лучший. Остальные тоже могут быть хорошими, но самый лучший один. Может, я в собаках не понимаю?

— Вы неплохой хозяин. Но если я для своего буду хозяином ещё лучше, тогда мой будет самый лучший.

— Охотник? Так понимаю, специалист? — Чужак не ответил. Собрал посуду. — Потому я, будет вам известно, знаю толк в собаках.

Чужак кивнул и отнес посуду в дом.

Когда он вышел, кисет Евсея был в руках у Миши, и он от-сыпа2л из него табак на большой кусок бумаги.

Получив от Миши кисет обратно, Евсей протянул его чужаку.

Тот взял, и тогда Евсей сказал:

— Знаете, эта собака такая умная, что каждое слово понимает.

В руках у Миши застыла наполовину скрученная цигарка.

Евсей посмотрел на него.

— Только что говорить не умеет, — прибавил он.

— И говорить умеет, — сказал чужак.

Миша расхохотался. Цигарка развернулась, и половина табака просыпалась.

— Как же, лаять, — сказал Евсей.

— Говорить, — ответил чужак.

Он присел на корточки, положил ладонь на пожелтевшую, наполовину выгоревшую от близости угольной кучи траву. Посмотрел на Найду.

Собака на брюхе, тихонько скуля, подползла ближе. Она не лизнула руку незнакомца, а только обнюхала.

— Найда! Назад! На место! — Евсей сердито ткнул перед собой.

Найда повиновалась. Села перед ним, но не сводила глаз с чужака.

Лесничий поднялся, закинул ружье за плечо, поправил ремень.

— Ну, бывайте. — И в своих сапогах из мягкой кожи неслышно отправился в путь. Сзади за поясом поблескивал топорик, которым он собирался рубить березы на туеса.

На другой день они стояли наверху вскрытой кучи в дыму, в жаре, в удушающем угаре.

— Мать твою так, как я посмотрю, тут только кубометра полтора будет, а то и меньше, — сказал Миша. — А ведь старались.

— Ничего. В другой больше будет, — утешал его товарищ.

По запачканным сажей лицам углежогов ручьями лил пот. Грязные рубахи прилипли к спине. Они спешили, подгоняли друг друга, — так трудятся те, кому платят не за отработанные дни. Заработок в конторе им начисляли по кубометрам.

Они почти не разговаривали, пока не выбрали всю кучу, разве что быстро перекидывались словечком. Если нужно было что-то, только кивали.

Когда они закончили, Мишка проверил блестящий уголь, чернеющий на краю ямы. Если где-то замечал дымок, тотчас плескал воды, чтобы на воздухе не занялось огнем.

Чужак спустился к роднику и вернулся с двумя ведрами воды.

Одно поставил рядом с ямой, другое отнес к будке.

Мишка тоже поднялся, вытер лицо, зачерпнул кружкой воды и напился. На лбу у него выступили бисеринки пота. Протянул руку назад и одернул прилипшую к спине рубаху.

— Ух, — вздохнул он. — С этой управились. Остались другие. Вот так до самой смерти. Так! — Он чертыхнулся. — Известное дело. А вот я тебя спрошу: кто умнее — машина, лошадь или человек?

— Человек умнее машины, — ответил чужак.

— Может, скажешь, почему?

— Потому что человек придумал и делает машины.

— Вот и неправ! Машина умнее человека, а человек умней лошади. Сказать, почему?

— Скажи.

— А потому, что машина ни на вершок не сдвинется, пока ее не накормишь. Сперва залей ей в брюхо масло или бензин. Ага! Что? А человек? Человек и голодный работает. Лошадь же и того дурее. Не только работает, хоть голодная, так еще и покоряется тому, кто слабее ее. И терпит, что твоя великомученица.

— А что ей прикажешь делать?

— Черт ее знает, что ей делать. Хотя… бывает, которая знает. Был, слышь, человек один, который всегда бил, хлестал хорошую лошадь, между прочим, свою собственную. И однажды повел он ее к ручью на водопой. Лошадь сперва сбросила его, а потом затоптала в воде. Утонул в воде по колено! Хочешь, верь, хочешь, не верь, я сам только слыхал. Но что сейчас тебе расскажу, здесь, у нас, случилось, полгода не прошло. Соколик. если еще не видал, то потомство его везде встретишь. Он так прижал конюха к стенке стойла, что всё нутро раздавил. Печенку, кишки, всё. Через две недели тот помер. Потому что страшно жестокий был мужик, — что человеку, что скотине норовил в глотку вцепиться. Раньше он людей охранял. Правда, мой старшой тоже по этой части, но мой сын еще никого не обидел. Ну да не об том речь. Словом, теперь этого стервеца, Соколика, сопливая девчонка кормит, поит, учит. И