Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

снова начинаем то плакать, то смеяться до коликов в животе, хотя смеяться, сказать по правде, было не над чем: Шукшин – и оперетта! Мы разделяли накал Андреевых чувств.[173]

Это, к слову, хорошо иллюстрирует отношения между однокурсниками.

Е.П.: По этой реакции товарищей явственно видно, как Василий стал заложником собственного военизированного образа: как же, такой суровый парень, в сапогах и чём-то полувоенном, и – фи! – оперетка!

Но главного Шукшин – добился: Марлен Хуциев отнёсся к нему со всей серьёзностью. Может быть, даже именно сапоги и полуфренч помогли Василию Макаровичу получить свою первую звёздную роль! Сработало, наконец!

Хуциев вспоминал их первую встречу так:

Встретил однажды человека, незнакомого мне, он был не из студийных. Человека со слегка раскачивающейся походкой, одетого в тёмно-синюю гимнастёрку и галифе, в сапогах – костюм совершенно немыслимый для жаркого одесского июля. Я сразу узнал его, хотя никогда не видел и фамилию его услышал дня за два до этого, и она ничего мне не говорила. <…>

Я начинал ставить фильм «Два Фёдора», мне нужен был исполнитель главной роли; сценарий был славный, но несколько, как казалось мне, сентиментальный, и нужен был настоящий солдат.

Среди актёров, которых я знал, мне такой не виделся. И вот вгиковцы, его однокурсники, назвали мне фамилию, которую я никогда не слышал, – Шукшин; самого его ни разу не встречал – он поступил во ВГИК, когда я его кончил. В Одессе он был уже около двух недель, но мне ни разу не попадался. И тем не менее, встретив, повторяю, я сразу узнал его. Не обратить на него внимания нельзя было.

Мы поравнялись, прошли мимо, не сказав ни слова друг другу: он был на практике у товарища и пробовался на одну из ролей, и до результата проб заговаривать с ним мне было неудобно. Но странно: потом, когда мы познакомились и я услышал его голос, – он был совершенно таким, каким я ожидал, вернее, каким он и должен быть у такого человека, с таким лицом, с таким обликом. Он, голос, был похож на него, он был его, был настоящий. Сейчас – похожего не знаю.[174]

М.Г.: Дальше, если не считать организационных проблем, всё пошло как по маслу. Хуциев вспоминал:

Я не испытывал напряжения в работе, мы договорились сразу об общей позиции, и работа шла непринуждённо, как дружеский разговор, в котором собеседники хорошо и легко понимают друг друга.

Вспоминается не связанное со съёмками. Остановка эшелона перед каким-то разъездом, огромное, до горизонта, поле подсолнухов, и Шукшин в выцветшей гимнастёрке (вернее, вытравленной хлоркой), идущий медленно в подсолнухах…

Остановка эшелона на какой-то маленькой станции – неизвестно, сколько простоим, ведь наш съёмочный эшелон пропускают не по расписанию, а по возможности, – заходим в книжный магазин, долго роемся в книгах, выйдя, замечаем, что какой-то состав идёт мимо. Медленно, не торопясь, шагаем через площадь, пока вдруг не спохватываемся, что это наш эшелон тронулся, и, рванувшись к перрону, с трудом успеваем вскочить на ходу на разные платформы под свистки дежурного по станции. Хорошо, весело![175]

Стоит заметить, что несколько схожих с описанными сценами эпизодов есть и в начале фильма «Два Фёдора».

Хуциев ещё вспоминал, что Шукшин всегда писал что-то в тетрадках и очень душевно рассказывал о деревенской жизни:

Я иногда замечал в его руках тонкую ученическую тетрадь, свёрнутую в трубку, я знал, что он что-то пишет для себя, кажется, рассказы; его однокурсники говорили, что пишет он неплохо, но я – не хочу прикидываться проницательным – не придавал этому особенного значения.[176]

Е.П.: Надо сказать, Василий Макарович на съёмках особо не терялся. Изображать-то драму солдата изображал, рассказы пописывал, но, как вспоминала его партнёрша по фильму Тамара Сёмина:

У него в это время были Клава и Шура – две любовницы, две буфетчицы, и группа вечно искала, у какой же он сегодня ночует. А мы-то снимали в три часа ночи, в четыре, и вот вынуждены были искать его все вместе или у Клавы, или у Шуры.[177]

Приключения продолжались и дальше: звезда фильма едва не опоздал на премьеру – Хуциеву пришлось вызволять его из милиции (очередной загул-разгул) и срочно везти в Дом кино… Но это к делу не относится. Вернее, к жизни Василия Макаровича относится вполне, а вот к художественным достоинствам кино – нет.

А ведь хороший фильм получился! История вернувшегося с фронта солдата (Фёдора-большого) и его приёмыша (Фёдора-маленького) трогает и до сих пор. Потому что всё в ней и однозначно, и запутанно. Фёдор-большой любит приёмыша и свою невесту Наташу (её как раз играет Тамара Сёмина). Наташа любит и мужа, да и внезапно образовавшегося сына. Тот тоже вроде их любит, но – убегает, потому что… Да непонятно, почему! Но именно так в жизни и бывает. Слава богу, всё кончается хорошо.

Душевный фильм. Но совсем не шукшинский.

Настолько, что даже странно видеть в главной роли Василия Макаровича. Тем более – с усами (в начале). Мелочь вроде, а сразу видно, что – не его, чужое.

Некоторая скованность в актёрской манере Шукшина, надо сказать, присутствует. Но в наличии – и прекрасная работа режиссёра, а также оператора Петра Тодоровского, слаженный актёрский ансамбль… Опять Шукшину повезло оказаться в замечательной компании!

М.Г.: Сам Василий Макарович характеризовал фильм сдержанно – как «спорный», хотя и хвалил Хуциева. Защищал фильм от строгого суждения троюродного брата и друга Ивана Попова. Хотя признавал: «Не всё удалось».

Критик Нея Зоркая отмечала, что особенно хороши в ленте не бытовые сцены, но:

именно поэтический, лирический напор пролога, когда по экрану бегут разукрашенные составы, везя с фронта солдат, и смешиваются, сталкиваются, летят над родными полями дорогие сердцу песни военных лет.[178]

А вот для Шукшина фильм оказался слишком сентиментальный. «Поэтичный», причём в расхожем смысле, когда сюжетность уступает изобразительности. Очень уж это шукшинскому стилю, самому ви́дению чуждо!

Но правда и то, что у публики того времени лента имела успех. Да, может быть, прежде всего у публики интеллигентной, подготовленной, которая могла оценить лиризм ленты.

Например, Наум Клейман, также учившийся во ВГИКе и относившийся первоначально к Шукшину как к партийному карьеристу, был поражён, попав на просмотр ещё не до конца смонтированного фильма. Смотрел «Двух Фёдоров» он вместе с Тамарой Сёминой, на которую –