Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

на труды по общей теории права и международному праву. В частности, работы наших международников Авакова и Захаровой, много внимания уделявших вопросам правопреемства, написаны под несомненным влиянием фундаментального исследования Б. Б. Черепахина.

Каковы бы ни были притягательные личные качества любого ученого, он все же не оставляет заметного следа в развитии науки и формировании своих учеников, если эти качества не преломляются в его трудах. С Черепахиным этого, к счастью, не произошло. Будучи крупной личностью, он и в науке придерживался принципиальных, глубоко нравственных позиций, не поступался велениями своей совести, был верен привитому с юношеских лет чувству справедливости и права. В то же время это был государственник, хорошо понимавший, к каким пагубным для Отечества последствиям могут привести политические игры конкурирующих между собою элит.

В январе 1957 г. мне довелось участвовать с Черепахиным в конференции, на которой обсуждались пути кодификации нашего законодательства. Уже было известно, что в верхах принято решение сузить компетенцию Союза ССР в области законодательства, сохранив в ведении Союза лишь принятие основ по соответствующим отраслям законодательства и передав принятие кодексов в ведение союзных республик. К сожалению, большинство участников конференции, зная мнение верхов (в первую очередь Н. С. Хрущева), эту идею поддержало. Лишь немногие отважились выступить против нее. В их числе был и Б. Б. Черепахин, который убедительно доказывал, что достаточных оснований для реализации этой идеи нет, а попытка претворить ее в жизнь оживит центробежные тенденции и вызовет в правоприменении дополнительные трудности, что впоследствии и произошло. Помню, во время перерыва ко мне в курительной комнате подошел известный московский цивилист, ныне покойный, хорошо ко мне относившийся. Улучив момент, когда мы остались одни, он, озираясь по сторонам, сказал, имея в виду мое выступление в защиту общесоюзной кодификации гражданского законодательства: «Что вы делаете, ведь решение об изменении статьи 14 Конституции СССР (речь шла о Конституции 1936 г.) и принятии кодексов республиками одобрено Президиумом ЦК (тогдашним Политбюро)». Знал об этом решении и Черепахин. А если учесть, что ему пришлось пережить с октября 1917 (сорок лет без малого, говоря словами Пастернака), то с его стороны это был акт несомненного гражданского мужества. Как знать, если бы у участников конференции хватило воли и решимости выступить против сужения компетенции Союза ССР в области законодательства, то, возможно, и удалось бы предотвратить нарастание центробежных тенденций, которые в конечном счете завершились распадом Союза и крайне отрицательно сказываются ныне на экономической жизни всех республик, некогда входивших в Союз. Хочется перекинуть мост и к сегодняшним дням. Если бы юристы, независимо от их политических симпатий и антипатий, употребили все свое влияние, чтобы убедить представительные и исполнительные ветви власти в недопустимости использования силовых методов для разрешения возникшего кризиса, то вполне возможно, что трагедию в Москве, случившуюся в сентябре – октябре 1993 г., удалось бы предотвратить.

На той же конференции Борис Борисович позволил себе другую «крамольную» мысль. Дело в том, что на протяжении всей своей научной деятельности Черепахин был решительным противником так называемой презумпции права государственной собственности, т. е. предположения о том, что всякое спорное имущество на территории РСФСР предполагается государственным до тех пор, пока не доказано противоположное. В самом законодательстве это положение сформулировано не было, но его, начиная с постановления Пленума Верховного суда РСФСР от 29 июня 1925 г. и даже раньше, придерживались судебные органы. Это положение было выдвинуто в противовес презумпции законности фактического владения, закрепленной в правовых системах других стран. Черепахин последовательно выступал против презумпции государственной собственности, указывая на то, что достижение истины в процессе должно сопровождаться сокращением числа презумпций, которые он рассматривал как недостающее звено в цепи доказательств, особенно если они не основаны на массовом наблюдении. К числу таковых он относил и презумпцию права государственной собственности. Вместе с тем он ратовал за то, чтобы закрепить в законодательстве опровержимую юридическую презумпцию (praesumptio juris) законности фактического владения, поскольку вещи, как правило, находятся во владении тех, кто имеет то или иное юридическое основание на владение ими. Согласитесь, что по тем временам это была достаточно смелая мысль, и Борис Борисович не преминул высказать ее на упомянутом совещании, на котором было довольно много ответственных лиц. К слову сказать, в этой части рекомендации Черепахина услышаны. Презумпция права государственной собственности ни в кодификационных законодательных актах 60-х годов, ни тем более в последующих актах не закреплена.

Лишь спустя несколько десятилетий можно по достоинству оценить позицию Черепахина в вопросе о последствиях истечения исковой давности. Борис Борисович во многих работах последовательно придерживался той точки зрения, что истечение исковой давности не влечет для пропустившего ее лица утрату самого субъективного права. С истечением давности погашается только право на иск, а само право сохраняется, хотя его юридическая защита ослаблена. Сохранение права Черепахин усматривал в том, что исполнение обязанности по истечении давности имеет юридическую силу. А это свидетельствует о признании права и после истечения исковой давности. Поэтому, продолжал Черепахин, имущество по истечении исковой давности не может перейти в собственность государства как бесхозяйное. Многие горячие головы, в том числе и ваш покорный слуга (повинную голову не секут!), оспаривали эту точку зрения со ссылкой на ставшее хрестоматийным высказывание В. И. Ленина в «Государстве и революции»: «Право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права». А тут еще подоспела брошюра Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», которая вроде бы тоже говорила в пользу того, что право, лишенное исковой защиты, не сохраняется. Черепахин тактично, но твердо защищался, указывая на то, что высказывание Ленина, относящееся к правовой системе в целом, нельзя абсолютизировать и механически распространять на конкретные ситуации, связанные с пропуском истцом исковой давности. К тому же, замечал Черепахин, причем еще до принятия Основ гражданского законодательства 1961 г., признание права является одним из способов его защиты. А в данном случае признание права налицо.

Сейчас все более склоняюсь к точке зрения Черепахина, хотя сорок с лишним лет назад по молодости (уж больно был горяч, по Роберту Бернсу) ее отвергал. Ныне, в развитие и подкрепление позиции Черепахина, можно сослаться и на то, что в соответствии с принципом равенства сторон в гражданских правоотношениях и принципом равенства защиты всех форм собственности на последствия истечения исковой давности в отношениях между юридическими лицами (независимо от форм собственности, на которых они основаны) распространяются установленные законом общие правила. А это придает аргументации Черепахина, в свое время по достоинству не оцененной, еще большую весомость.

Наконец, высокая гражданственность Черепахина проявилась и в таком остром вопросе, как классификация способов приобретения права собственности. Борис