Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

не связанные с имущественными, в числе отношений, регулируемых гражданским правом, не упоминаются. Можно подумать, что их вообще нет. Говорится лишь, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ (п. 2 ст. 2). Тем самым на вооружение взята концепция, основанная на искусственном противопоставлении регулирования и защиты, причем в ее ухудшенном варианте, поскольку речь идет о регулировании отношений и о защите прав. Взята на вооружение вопреки тому, что в трудах ученых-цивилистов, в том числе и одного из ведущих разработчиков ГК – АЛ. Маковского, убедительно доказано, что противопоставление правового регулирования и правовой защиты, по крайней мере в области гражданского права, в высшей степени условно и что личные неимущественные отношения, не связанные с имущественными, составляют предмет гражданского права не только тогда, когда они нарушены, но и до их нарушения. Не будем обнажать гносеологические корни, вдохновившие разработчиков ГК на восприятие этой концепции. Тем, кто знаком с историей цивилистической мысли, они должны быть известны. Отметим лишь, что она оказалась не в соответствии с подходом к нематериальным благам в самом Кодексе, в том числе в гл. 8, в которой говорится не только о защите, но и об осуществлении личных неимущественных прав и других нематериальных благ.

Конечно, об осуществлении нематериальных благ лучше бы не говорить, но смысл этой корявой формулировки понятен. Речь идет о реализации содержания отношений, предметом которых выступают нематериальные блага, как до, так и после посягательства на эти блага. Из этого можно сделать вывод, что указанные отношения, независимо от того, связаны они с имущественными или нет, могут составлять предмет гражданско-правового регулирования не только в нарушенном, но и в ненарушенном состоянии[95].

В-третьих, почему-то опущен тезис о возможности применения гражданского законодательства в субсидиарном порядке к семейным, трудовым отношениям, а также к отношениям по использованию природных ресурсов и охране окружающей среды, если они не урегулированы в смежных отраслях законодательства и по своей природе тяготеют к отношениям, составляющим предмет гражданско-правового регулирования. Это тем более странно, что в самом ГК допущена довольно широкая интервенция в сферу регулирования таких отношений, которые издавна составляли предмет смежных отраслей законодательства. Это относится, в частности, к регулированию опеки и попечительства, земельных отношений и ряда других. Эту интервенцию, в принципе, можно отнести к положительным факторам.

Нужно признать, что и на трудовом праве, и на аграрном, и на семейном праве пагубно сказалась попытка во что бы то ни стало доказать их самобытность и самостийность, обрубить корни, которые связывают эти и многие другие правовые образования с породившим их цивилистическим древом. Ученые, представлявшие указанные науки, а вслед за ними и законодатели рассуждали следующим образом. Основной предмет гражданского права составляют товарно-денежные имущественные отношения. Рабочая сила при социализме товаром не является, а природные ресурсы изъяты из товарного оборота и не могут быть предметом гражданско-правовых сделок. Соответственно этому отношения, регулируемые трудовым и земельным правом, составляют предмет самостоятельных отраслей права и никакого отношения к предмету гражданско-правового регулирования не имеют и иметь не могут. Тот же ход рассуждений, mutatis mutandis, воспроизводился и применительно к семейному праву. Брак при социализме не имеет ничего общего с гражданско-правовой сделкой, семейные отношения строятся у нас не по расчету, а покоятся на взаимном уважении, дружбе и любви. Поэтому семейное право в социалистическом обществе – это самостоятельная отрасль права.

Ныне эти воззрения в значительной степени преодолены. Одной из основных форм привлечения к труду становится работа по контракту, природные ресурсы все более интенсивно втягиваются в гражданский оборот, в семейном праве широко практикуется заключение брачных контрактов.

При этом, однако, не следует впадать в крайности и полностью нивелировать специфику семейных и трудовых отношений, а также отношений по охране и использованию природных ресурсов, что связано не в последнюю очередь с необходимостью обеспечить социальную защиту экономически слабейших слоев населения, предотвратить хищническое отношение к природным ресурсам. Поэтому специфика указанных отношений, хотя они тесно соприкасаются с предметом гражданско-правового регулирования, сохраняется, что находит свое выражение и в том, что они составляют предмет относительно самостоятельных отраслей права.

В соответствии с принципом единства правового регулирования имущественных и личных неимущественных отношений независимо от состава их участников гражданское законодательство регулирует отношения между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность или с их участием.

Означает ли это, что вбит осиновый кол в концепцию хозяйственного права? Мы склонны ответить на этот вопрос отрицательно. На полемику цивилистов с представителями хозяйственно-правового направления, которая, то разгораясь, то затухая, велась с начала двадцатых годов и продолжается по сию пору, было затрачено немало усилий, во многом бесплодных. О том, что эта полемика продолжается, свидетельствуют недавние публикации акад. В. В. Лаптева и проф. В. В. Дозорцева[96]. Нужно признать, что хозяйственное право как в его современной, так и в предшествующих интерпретациях по существу ничем не отличалось от таких «общепризнанных» отраслей права, как трудовое, земельное, колхозное, семейное и многие другие. Во всех указанных случаях в качестве предмета правового регулирования выступают разнородные отношения; существенно разнятся и применяемые к ним методы (приемы, способы, средства) правового регулирования. Поэтому у сторонников хозяйственно-правового направления подспудно всегда был на уме вопрос: а чем мы хуже?

Разногласий было бы значительно меньше, если бы вовремя взяли на вооружение тезис В. К. Райхера о многомерности (полимерности) системы права[97], признав, что в системе права наряду с первичными существуют также вторичные, третичные и прочие правовые образования. Тогда всем нашлось бы место под солнцем. К тому же в последнее время не без оснований доказывается, что фундаментальным может считаться лишь деление права на публичное и частное, а все остальное – от лукавого и не лишено изрядной примеси субъективизма[98]. С этой точки зрения все отрасли права, включая и гражданское, суть комплексные правовые образования и различие между ними лишь в степени (мере) комплексности. Заметим также, что далеко не всегда можно провести четкую грань даже между публичным и частным правом. Не говоря уже о средневековом праве, для которого было характерно переплетение публично– и частноправовых элементов и которое покоилось на сословно-корпоративных принципах, и в римском праве провести различие между публичным и частным правом далеко не просто. Достаточно напомнить хотя бы о системе деликтов по римскому праву.

Но как бы там ни было, провал политики шоковой терапии должен убедить всех в том, что оптимальное урегулирование товарно-денежных отношений лишь с помощью методов, присущих гражданскому праву, без активного воздействия на указанные отношения государства с использованием централизованных