Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

паровое судно. Оно представляло собой «обыкновенную тихвинскую лодку», то есть небольшую баржу в 60 футов длиной, в трюме которой предприимчивый заводчик Ч. Берд установил паровой двигатель. По бокам стимбота, упрятанные сверху в деревянные футляры, крутились два гребных колеса, на палубе возвышалась труба в 25 футов высотою. При попутном ветре она служила мачтой для поднятия паруса. В кормовой части под парусиновым навесом устроены были скамьи для пассажиров. Стимбот двигался со скоростью 10 верст в час. Двенадцать часов работы паровой машины обеспечивала сажень полуторааршинных березовых дров.

Вскоре паровое судно демонстрировалось членам царской фамилии. Оно полтора часа курсировало по большому пруду у Таврического дворца, и его удостоили своим посещением вдовствующая императрица Мария Федоровна и великая княгиня Анна Павловна. Они катались на стимботе в сопровождении свиты. Очень важно было расположить к новшеству власть имущих.

Русской торговле и промышленности необходимы были новые быстроходные, требующие меньших затрат человеческого труда виды транспорта. Ведь путь от низовья Волги до Петербурга совершали в две навигации.

Говоря о значении пароходов для России, тот же журнал «Сын отечества» замечал: «Нетрудно исчислить, какое влияние иметь будет сие сбережение сил и лошадей на земледелие и ремесла! Конечно, надобно много времени, трудов и попечений для общего введения сего изобретения. Но способности и искусство русских художников изведаны». Слово «художники» здесь употреблено в широком смысле.

В 1815 году Ч. Берд открыл в Петербурге первое пароходство. Его пароходы – «пироскафы», как их тогда называли (английское «стимбот» не привилось), – начали курсировать между Петербургом и Кронштадтом. Путешествие длилось три с половиной часа.

На набережной Невы толпились любопытные, наблюдая невиданную картину: по реке без парусов двигалось судно с двумя огромными колесами по бокам и дымящей трубой на палубе. Это шел первый русский пароход «Елизавета». Через год появился и второй, а затем и еще. В 1820-е годы пироскафы регулярно ходили в Кронштадт два раза в сутки – в девять часов утра и в пять часов дня.

Вот как описывал такое путешествие А. В. Никитенко: «С судна подали сигнал; пассажиры толпою хлынули на палубу, и минуту спустя мы уже были на середине реки. Изобретение парохода – одно из чудес нашего века. Стоя на палубе, спокойно сидя в каюте, вы с невероятною быстротой, почти незаметно, переноситесь вдаль: так ровен ход судна, до такой степени двигающая его сила подавляет колебание волн. Один только шум колеса, которое быстро вращается под действием пара и, как плуг, взрывает водную равнину, нарушает тишину… Я остался на палубе, желая насладиться видом моря. Петербург убегал от наших глаз: „Казалось, он в волнах свинцовых утопал“».

Теперь жители столицы, желающие совершить далекое морское путешествие, плыли в Кронштадт на «Бердовой машине», а там пересаживались на парусные корабли, идущие в порты России и Европы.

В 1820–1830-е годы Пушкин несколько раз совершал прогулки на пароходе из Петербурга в Кронштадт. В мае 1828 года ему сопутствовали А. С. Грибоедов, П. А. Вяземский, семейство Олениных. Его попутчиком оказался и живописец Д. Доу, который закончил работу над портретами генералов – героев 1812 года для Военной галереи Зимнего дворца и должен был из Кронштадта отплыть на родину в Англию. Тут же на пароходе он зарисовал Пушкина. И Пушкин сочинил обращенное к Доу стихотворение: «Зачем твой дивный карандаш рисует мой арапский профиль?..» Поэт советовал художнику рисовать юную Анну Алексеевну Оленину, в которую был влюблен.

Незадолго до того Вяземский писал жене: «Смерть хочется… возвратиться в июне в Петербург и отправиться в Лондон на пироскафе… Вчера были мы у Жуковского и сговорились пуститься на этот европейский набег: Пушкин, Крылов, Грибоедов и я».

Пушкин еще мальчиком мечтал о путешествиях. «С детских лет путешествия были моей любимой мечтой». Он мечтал побывать в Европе, но за пределы Российской империи его не выпускали. Он мог плыть туда лишь в своем воображении. К маю 1830 года относится автобиографический отрывок: «Участь моя решена. Я женюсь… Если мне откажут, думал я, поеду в чужие края, – и уже воображал себя на пироскафе. Около меня суетятся, прощаются, носят чемоданы, смотрят на часы. Пироскаф тронулся, морской свежий воздух веет мне в лицо; я долго смотрю на убегающий берег. Му native land, adieu[16]. Подле меня молодую женщину начинает тошнить, это придает ее бледному лицу выражение томной нежности. Она просит у меня воды – слава богу, до Кронштадта есть у меня занятие…»

Уже в первые месяцы появления пароходов петербуржцы на опыте убедились в их преимуществе перед парусниками, всецело зависевшими от превратностей погоды. С 1815 по 1825 год на заводе Берда в Петербурге, как уже говорилось, было изготовлено одиннадцать пароходных паровых машин. С 1827 года казенный Ижорский завод под Петербургом начал строить пароходы для Камы и Волги.

С конца 1820-х годов из Петербурга в немецкий порт Щеттин ходил пароход «Ижора». Регулярные рейсы из Петербурга в немецкий порт Любек совершал английский пароход «Георг IV». Но весной 1830 года владелец неожиданно продал его, и рейсы прекратились. Тогда составилось акционерное общество «для учреждения постоянного сообщения между Санкт-Петербургом и Любеком посредством пароходов». Контора его помещалась на Английской набережной, в доме Коммерческого клуба.

С весны 1831 года два больших парохода, «Александра» и «Наследник», уже перевозили из Петербурга в Любек и обратно пассажиров и грузы. «Сообщение российских гаваней Балтийского моря с остальною Европою, – писал журналист, – производится посредством пароходов, и известия об этом печатаются в „Северной пчеле“».

Слово «пароход» постепенно вытеснило чужеземное «пироскаф» и обрело права гражданства.

Существенные перемены коснулись и сухопутного движения. Весной 1830 года петербургская газета писала: «Наш век не без оснований называют веком промышленности житейской. Сколько придумано удобств, сколько новых средств к сближению людей и их мыслей, к облегчению затруднений, к сбережению издержек, к сокращению времени и пространства! И в отечестве нашем являются сии плоды общего порыва к улучшению житейского быта: по пространной России разъезжают удобные дилижансы…»

Первая в России крупная акционерная компания по устройству пассажирских рейсов в дилижансах между Петербургом и Москвой учреждена была еще в 1820 году. «Дилижансы, по акциям графом Воронцовым и другими учрежденные, устроены, – писал в ноябре 1820 года Н. И. Тургенев брату Сергею Ивановичу. – Я намерен воспользоваться сим учреждением».

Дилижансы представляли собой большие многоместные кареты, запряженные обычно четверкой лошадей. Путешествие в прочных, основательных «поспешных дилижансах» выгодно отличалось от езды в собственной коляске, которая из-за плохой дороги была весьма тряской, часто ломалась. Дилижансы быстро завоевали популярность. «…Охотников ездить в дилижансах очень много, – извещал Н. И. Тургенев брата, – записываются за две недели, чтобы иметь место».

В 1833 году было наконец закончено длившееся семнадцать лет строительство шоссе между Петербургом и Москвой. Это способствовало тому, что рейсы дилижансов стали