Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

Привилегированная часть публики, люди богатые, не пользовалась ни извозчиками, ни омнибусами по иной причине. Они ездили в собственном экипаже, на собственных лошадях, щеголяя друг перед другом красотой лошадей, экипажа и упряжи. За хорошую породистую лошадь платили от тысячи до четырех тысяч рублей.

Петербургские каретные мастера придерживались в своей работе «английского вкуса», соединяя солидность и прочность с удобством и легкостью. Быстрая езда (в Петербурге ездили очень быстро), большие расстояния и булыжная мостовая требовали от экипажей особой прочности. Известные каретные мастера, такие как Иохим, наживали немалые капиталы.

В сараях столичных богачей стояли экипажи на все случаи жизни – от легких дрожек и саней до больших дорожных карет. В таких каретах выезжали не только с кучером, но и с форейтором на «выносной» паре лошадей и с лакеями на запятках. Кучера, с окладистой бородой, в красивых кафтанах, облегающих сверху и широких книзу, перетянутых кушаками с «персидским узором», в высокой шляпе с загнутыми полями, ловко управлялись с четырьмя крестообразно схваченными плетеными цветными вожжами. Форейторы, (их выбирали из красивых крепостных мальчиков) в таком же наряде, как кучера, сидя в высоком седле и управляя передней парой, звонко кричали прохожим:

– Пади! Пади! Вправо держи!

Как в «Евгении Онегине»:

Уж темно: в санки он садится.

«Пади, пади!» – раздался крик;

Морозной пылью серебрится

Его бобровый воротник.

Кучера принадлежали к привилегированным слугам. Лейб-кучер императора был известной персоной. В 1822 году на заседании совета Академии художеств президент внес предложение избрать в почетные любители графа Аракчеева, графа Гурьева и графа Кочубея, как людей особо близких к государю. На это вице-президент Академии А. Ф. Лабзин возразил, что если считают нужным выбрать этих трех лиц за их близость к государю, то он предлагает в почетные любители Илью Байкова, который не только близок к государю, но даже сидит впереди него (Илья Байков был лейб-кучером Александра I). За эту дерзость Лабзина вскоре выслали из Петербурга в дальнюю глухую деревню.

От царского кучера в самом деле порой зависело больше, чем от министра. Случалось, его подкупали богатым подарком, чтобы он в нужном месте придержал лошадей – тогда проситель мог кинуться на колени и подать царю прошение.

Специальное придворное Конюшенное ведомство ведало многочисленными дворцовыми лошадьми и экипажами. Огромное здание ведомства, построенное В. П. Стасовым в 1817–1823 годах, – вернее, комплекс зданий – находилось на Конюшенной площади и набережной Мойки. Здесь были конюшни и экипажные сараи, а также Конюшенная контора, квартиры чиновников, помещения для кучеров и конюхов, седельные и шорные мастерские, сеновалы и склады овса. В здании придворных конюшен помещался и музей.

Не меньше, чем экипажей на улицах, было в Петербурге всякого рода лодок на реках и каналах. Мостов в городе не хватало. К тому же наплавные мосты через Неву в бурную погоду снимали, и сообщение между обоими берегами прекращалось.

Он также думал, что погода

Не унималась; что река

Все прибывала; что едва ли

С Невы мостов уже не сняли

И что с Парашей будет он

Дни на два, на три разлучен.

(«Медный всадник»)

На Большой Неве существовало двенадцать перевозных пристаней с лодками и другими судами. Имелись перевозы на Малой Неве, на Большой Невке и на других реках и каналах – всего по городу больше тридцати. Все перевозы Городская дума сдавала с торгов частным лицам, и те взимали с переправлявшихся плату по таксе. На больших пристанях Невы и Невки за переправу на судах с двумя гребцами брали по 4 копейки с человека. На двух пристанях – Мытнинской и Охтинской – по 2 копейки. Во время разведения мостов на всех этих перевозах взимали по 6 копеек. В дурную погоду, когда Нева волновалась, плату набавляли до гривенника.

И перевозчик беззаботный

Его за гривенник охотно

Чрез волны страшные везет.

(«Медный всадник»)

Переправа через каналы стоила 1 копейку. Военные и охтинские плотники от платы за перевоз освобождались.

За перевозку на лодках и других судах тяжестей платили: за бочки с грузом до 10 пудов – 20 копеек, от 10 до 25 пудов – 30 копеек. За шкаф, комод и прочую мебель – по 15 копеек с большой вещи и по 2 копейки с малой. За куль муки и прочих припасов – по 5 копеек. За карету – по 2 рубля. За дрожки – 1 рубль. За телегу или сани – по 30 копеек. За лошадь – 25 копеек. За крупный рогатый скот – по 10 копеек с головы, за мелкий – по 2 копейки.

В 1815 году в городе насчитывалось 520 лодок, 295 яликов, 268 «ельботов», 60 «голиотов», 38 катеров, 45 «щерботов», 65 небольших мореходных судов. К 1830-м годам количество это почти удвоилось.

От берега к берегу сновали лодки перевозчиков. Под удалые песни гребцов скользили по воде прогулочные лодки богатых бар – позолоченные, с сиденьями, обитыми бархатом. На тех, что побольше, устраивали шелковые шатры. Гребцы носили одежду особого рода. Так, «гондольеры» князя Юсупова были наряжены в вишневого цвета куртки, богато отделанные, и шляпы с перьями. Красиво разодеты были и гребцы на лодках, принадлежавших Адмиралтейству.

Катание на лодках с поющими гребцами было излюбленным развлечением состоятельной петербургской публики.

Однажды юный Пушкин катался на лодке по Неве с отцом и знакомыми. Погода стояла прекрасная. Вода была так прозрачна, что просматривалось дно. Пушкин вынул из кошелька несколько монет и одну за другой бросал их в воду, любуясь их падением и блеском. Можно себе представить, что испытывал при этом скупой Сергей Львович.

Живя в Петербурге после Лицея и в 1830-е годы, Пушкин часто пользовался лодками.

Важными событиями для жителей столицы были ледостав и ледоход на Неве. Поздней осенью, когда Нева начинала замерзать, и весной, когда ее «ломало», мосты снимали. На несколько дней, а случалось и недель, прекращалось сообщение между левым берегом – Адмиралтейской стороной, и правым – Петербургской и Выборгской, а также с Васильевским островом. Ледостав на реке осенью, а также вскрытие Невы весной бывали предметом толков, а часто и «закладов», то есть споров, пари.

Осенью 1830 года, по свидетельству «Северной пчелы», «расстройство сие кончилось невероятно скоро». В воскресенье 16 ноября было 6 градусов мороза. При появлении льда на Неве мосты сняли. А в среду 19 ноября уже переходили по льду с Васильевского острова за Горным институтом. 23 ноября снова навели Исаакиевский мост, а 25-го – Воскресенский.

В