Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

зимнее время через Неву переправлялись главным образом по льду. С берега на берег шли пешеходы, катились сани и поставленные на полозья кареты. Опасные места, проруби отмечались елками.

Чаще всего Нева замерзала в середине ноября, вскрывалась в первой половине апреля.

Еще с петровских времен торжественно отмечался праздник вскрытия Невы и начала по ней судоходства. В этот день по особому сигналу с Адмиралтейской стороны начальник городской верфи пускался на катере с развевающимся флагом к Петропавловской крепости. Его сопровождало множество гребных судов. Достигнув крепости, катер салютовал ей семью выстрелами из маленькой пушки – фальконета. Крепость отвечала тоже пушечными выстрелами. Из крепости на катере выезжал комендант, и вся флотилия направлялась к Зимнему дворцу. Комендант крепости отдавал рапорт царю и подносил ему серебряный кубок с невской водой. Как только комендант вступал во дворец, судоходство на Неве возобновлялось. Пушки стреляли, матросы на судах кричали «ура», бесчисленное множество лодок, яликов, катеров стремилось от берега к берегу. Тысячи жителей толпились на набережных. Зрелище было впечатляющее.

От полноводной, судоходной красавицы-реки в немалой степени зависело благосостояние Северной столицы. Но от нее же петербуржцам приходилось постоянно ожидать гибельных бедствий.

Великие стихийные бедствия имеют свойство обнажать суть того жизненного порядка, который они собой нарушают. В столкновении с силами природы определеннее обозначаются основные черты быта, социального устройства, культуры народа. Тут можно видеть жестоко правдивый «срез» исторической эпохи.

Так было и 7 ноября 1824 года, когда Петербург постигло самое сильное и разрушительное в его истории наводнение. Этот день как бы вместил в себя всю эпоху с ее явными контрастами и противоречиями, с ее скрытым, внутренним драматизмом.

Страшные эпидемии, опустошительные пожары случались во многих городах. Наводнения были бедствием чисто петербургским, местным, особенным. Они находились в непосредственной связи с историей города: Петербург стали строить не там, где удобно было основать город, но там, где его нужно было основать. Острова, выбранные для сооружения новой столицы, по утверждению старожилов, почти всякую осень заливало водой. Петр I смог очень скоро сам убедиться в справедливости этого утверждения. Тем не менее устье Невы казалось Петру самым подходящим местом для будущего «окна в Европу».

По мере того как город строился, булыжные мостовые его улиц и набережных все выше поднимались над уровнем реки. Наводнения стали не так разрушительны, но отнюдь не прекратились. Сильные наводнения случались в среднем не реже чем раз в 10–15 лет. Редкая осень обходилась без одного, а то и нескольких малых наводнений. Порой вода резко поднималась среди зимы, в декабре или январе.

В начале XIX века, кроме «великого наводнения» 1824 года, описанного Пушкиным в поэме «Медный всадник», случилось еще несколько менее значительных: в сентябре 1802 года (уровень воды более 7 футов выше ординара), в январе 1822 года (более 8 футов), в декабре 1830 года (более 5 футов). Об угрозе наводнения горожан оповещали пушечными выстрелами. Когда в канале Главного адмиралтейства вода поднималась на 3 фута и 8,5 дюйма[15] выше ординара, то у Островов и в Екатерингофе река уже выходила из берегов. Тогда из Галерной гавани раздавались три пушечных выстрела; на башне Адмиралтейства днем поднимали красные флаги, а ночью – фонари. Если уже уровень воды достигал 6 футов выше ординара, то тогда каждые четверть часа стреляли из пушек Петропавловской крепости или Адмиралтейства и на Адмиралтейской башне вывешивали дополнительные флаги…

День накануне наводнения 7 ноября 1824 года был ненастным, дождливым, с резким, холодным ветром. Вода в Неве прибывала. В семь часов вечера на Адмиралтейской башне были вывешены сигнальные фонари – предупреждение об опасности. Ночью ветер усилился. «Длинная волна» – огромный водяной вал, поднятый циклоном где-то далеко в Балтийском море, – приближалась к устью Невы.

О размерах грозившего бедствия никто не догадывался. Праздные петербуржцы с утра отправились на набережную любоваться волнующейся, вспененной, грохочущей рекой.

Первыми, как всегда, оказались под водой Острова. Около девяти часов утра воды Финского залива, «кипевшие на всем обозримом пространстве, точно в котле, и окутанные туманом брызг», устремились на сушу. Под напором огромной массы воды прибрежные строения были мгновенно смыты. Люди спасались кто как мог: на бревнах, на плавающих кровлях, воротах. По словам очевидца, «некоторые лишились жизни при сем случае». Другой петербуржец, побывавший на следующий день на Васильевском острове, узнал, что в прибрежной его части недосчитывается несколько сотен домов. С удивлением увидел он развалины одного дома, возвышавшиеся посреди обширного пустыря. Но ему объяснили, что «отсюдова строения бог ведает куда унесло, а это прибыло сюда с Ивановской гавани». Разбушевавшаяся река несла оторванные от причалов баржи, недостроенные корабли с верфей. В Галерной гавани большие суда носились по воле волн и, как тараны, крушили уцелевшие еще дома.

В двенадцатом часу дня вода из Невы и каналов хлынула на улицы центральных районов города. Прохожие и любопытные, застигнутые быстро прибывавшим потоком, лезли на фонари, в окна домов, на деревья, цеплялись за балконы, взбирались на крыши карет. Некто Яковлев, застигнутый наводнением возле дома Военного министерства (прежде принадлежавшего князю Лобанову-Ростовскому), подобно пушкинскому Евгению, залез на одного из каменных львов, стоящих на высоком крыльце дома, и просидел там, пока не спала вода. Кареты и дрожки начали всплывать. В низких местах лошади тонули в упряжи. Верховые лошади пустились вплавь. Вообще животных гибло очень много – лошади в конюшнях, коровы, овцы и козы в хлевах. Кое-кто из жителей, спасая лошадей и коров, вводил их во второй и третий этажи – по доскам, приставленным к окну или положенным на лестнице.

Осада! приступ! злые волны,

Как воры, лезут в окна. Челны

С разбега стекла бьют кормой.

Лотки под мокрой пеленой,

Обломки хижин, бревна, кровли,

Товар запасливой торговли,

Пожитки бледной нищеты,

Грозой снесенные мосты,

Гроба с размытого кладбища

Плывут по улицам!

(«Медный всадник»)

В более возвышенный юго-восточный угол города вода не проникла. Не были залиты Рождественская и Каретная части, а Московская и Литейная – лишь наполовину. Между тем в прибрежных местах напор воды был таков, что кое-где гранитные парапеты невской набережной оказались разломаны – огромные камни, особенно на пристанях, были сдвинуты или повалены. Волны с такой силой ударялись о стены Зимнего дворца, что брызги долетали до второго этажа. На Дворцовой площади темная, зеленоватая вода крутилась, как гигантский водоворот. По воздуху неслись листы кровельного железа, сорванные с крыши недостроенного Главного штаба.

В низменной Коломне еще при Екатерине II было предписано «держать довольное число гребных судов» для спасения жителей в случае стихийного бедствия. Аналогичный указ издали