Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

нескольку тысяч детей. Только немногие из них оставались в самом Воспитательном доме. Большую часть отправляли на воспитание в деревню к «поселянам». Многих подросших мальчиков отдавали в ученье ремесленникам, девочек – в услужение на разные предприятия. И большое количество – на Александровскую мануфактуру. В 1830-е годы здесь работало 800 детей (600 мальчиков и 200 девочек).

Всего на Александровской мануфактуре трудилось около 4000 человек – несколько сот казенных крестьян и приписанных к мануфактуре мастеровых, три роты солдат-инвалидов (они же несли караульную службу) и около 1000 вольнонаемных рабочих.

Булгаринская «Северная пчела» на все лады расхваливала порядки в мануфактуре, благоденствие ее «питомцев», их «сытные вкусные и здоровые кушанья». В действительности же это был, по словам историка Петербурга П. Н. Столпянского, «скверный рабочий дом, с работой из-под палки, с сильным принуждением, с работою кое-как, лишь бы сбыть заданный урок».

До 1830-х годов в петербургской промышленности частный капитал не играл значительной роли. Но с этого времени положение резко изменилось. Одно за другим открывались частные предприятия, особенно текстильные, как наиболее прибыльные. Если в первой четверти века была открыта лишь одна фабрика, изготовлявшая ткани из хлопка, то в 1830-е годы таких фабрик открылось пять.

В условиях крепостного права для развивавшейся промышленности не хватало рабочих рук, и владельцы предприятий то и дело публиковали в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявления такого рода: «На бумажной фабрике принимаются для обучения по сходным ценам молодые господские и вольные люди»; «Сим объявляется, что желающие детей своих отдавать учиться чулочному делу могут договариваться на фабрике».

Правительство поощряло частное предпринимательство. Заводчикам и фабрикантам предоставлялись различные привилегии. Иностранцам, «которые перевозят в Россию свои капиталы, искусство или мастерство», разрешалось «устраивать фабрики, заводы и записываться в гильдии без вступления в подданство на 10 лет».

Положение фабричных рабочих на частных предприятиях было нисколько не лучше, чем на казенных. «Посмотрите на фабричного: бледно, бедно, босо, наго, холодно и голодно… Может ли такой человек быть счастлив и сохранит ли нравственность?.. Мастеровой принужден довольствоваться платою, которую ему дает фабрикант и которая обыкновенно бывает самая малая… Фабричные по большей части бывают хворые, чахоточные, калеки, скоро пухнут и укорачивают свой век… Разделение работ много способствует усовершенствованию изделий… но оно делает мастерового машиною; тут ему не о чем рассуждать, нечего соображать. Ум его тупеет, человеческая природа в нем унижается…» Таково свидетельство очевидца.

Бесправие фабричных рабочих и на частных предприятиях узаконивалось. Изданное в 1835 году «Положение об отношениях между хозяевами фабричных заведений и рабочими людьми, поступающими на оные по найму» еще более укрепляло власть хозяев. По этому «Положению» рабочие не имели права уйти с предприятия или требовать прибавки жалованья до конца срока договора. Хозяин же мог уволить рабочего в любое время, выставив причиной его «лень» или «дурное поведение».

Своеобразные порядки завел на своей фабрике табачный фабрикант В. Г. Жуков, выпускавший знаменитый «жуковский табак». Жуков был личностью примечательной. Смекалистый, ловкий, оборотистый «русский самородок», как его называли, он из простого плотника сумел сделаться богатейшим купцом – миллионером, фабрикантом. Имя его часто мелькало в газетах. Этого он добивался щедрой благотворительностью. Актер П. А. Каратыгин, знавший будущего фабриканта в те годы, когда тот был плотником в петербургском Большом театре, писал о нем: «Какой прозорливый мудрец мог бы тогда предвидеть, глядя на Васюху Жукова в грязном зипуне, что он сделает такую блестящую фортуну, будет ходить в мундире, вышитом золотом, и с регалиями на шее. Такие превращения почище театральных». Жуков за заслуги получил звание коммерции советника, ордена, стал городским головой Петербурга.

Фабрика Жукова помещалась на левом берегу Фонтанки, между Чернышевым и Семеновским мостами. Рабочие его, как и большинство других, жили тут же, при фабрике. Пользуясь этим, Жуков установил за ними круглосуточный надзор. Для этой цели существовали особые дневальные, затем «старшие», набранные из отставных унтер-офицеров, и часовые у ворот. Из каждодневных рапортов хозяин знал все о поведении рабочих, об их малейших проступках: кто вернулся в позднее время, не ночевал дома, был пьян, проявил «мотовство» и «щегольство». Провинившегося ждали строгий выговор от хозяина, временное запрещение отлучаться, задержка части жалованья.

Жуков очень гордился таким жестоким, полутюремным режимом на своей фабрике и даже описал его в «Журнале мануфактур и торговли».

Ироническое упоминание «хваленого Жукова» есть у Пушкина в незаконченном стихотворении «Французских рифмачей суровый судия»:

Не лучше ль стало б вам с надеждою смиренной

Заняться службою гражданской иль военной,

С хваленым Жуковым табачный торг завесть…

И снискивать в труде себе барыш и честь…

15 мая 1829 года в Петербурге, в здании Биржи, открылась Всенародная выставка российских изделий. Это была первая в России промышленная выставка. В ней приняли участие русские, а также обосновавшиеся в России иностранные фабриканты, заводчики и ремесленники. Представили свои изделия казенные заводы и мануфактуры.

Выставка пользовалась большим успехом. «Сия экспозиция сделалась ныне любимою прогулкою и сходбищем особ первых сословий, – сообщали газеты. – …Вельможи, генералы и другие знатные особы с семействами своими ходят по великолепным залам, любуются плодами русского досужества и смеются, встречая тут под русским клеймом то, что доныне втридорога покупали в иностранных магазинах под фирмою Парижа и Лондона. Иностранные министры и путешественники, вместе с нашими знатными господами, громогласно отдают справедливость русским дарованиям, искусству и терпению и предсказывают нам со временем на мирном поприще такое же превосходство над совместниками, какое мы приобрели на поле брани и побед. Большая часть выставленных здесь товаров уже раскуплена посетителями, и фабрикантам сделаны сверх того значительные заказы».

Во вторник и пятницу, когда выставку посещали по пригласительным билетам «особы первых сословий», людей «низкого звания» сюда не пускали.

Выставку расположили в нескольких залах. В самом большом, двухъярусном, с галереей, поместили громоздкие, тяжелые предметы – машины, экипажи, башенные часы, изделия чугунные, медные и стальные, а также сахар, ковры, клеенки и т. д. На галерее вокруг зала разложили шерстяные, бумажные и полотняные ткани, писчую бумагу, обои. Здесь же стояли мебель и музыкальные инструменты. В шести меньших залах были выставлены шелка, парча, бархат, ленты, вышитые вещи, стеклянная и фарфоровая посуда, бронза, хрусталь, люстры, часы, изделия из золота, серебра и платины.

В залах дежурили чиновники Департамента мануфактур и внутренней торговли и несколько таможенных служащих, наблюдавших за порядком. Тут же было много заводчиков и фабрикантов, которые отвечали на вопросы посетителей, объясняли способы изготовления своих изделий, выслушивали замечания.

По поводу замечаний посетителей «Северная пчела» писала, что ни одна поэма Пушкина не была так «расщипана» критиками, как разобраны были дамами качество, достоинства и недостатки шелков и других тканей, лент, шляпок, выставленных в Бирже.

Качество