История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Подойдя к Лонстону на расстояние двух миль, сэр Ральф Гоптон дал отдых своим людям, намереваясь атаковать город на следующий день рано утром. Однако сэр Ричард Буллер и его сообщники, убоявшись штурма, той же ночью в большом беспорядке оставили город и ушли в Девоншир, где укрылись затем в Плимуте, так что наутро сэр Ральф Гоптон нашел ворота Лонстона открытыми и вступил в город без боя. Но если покорность и уважение к общеизвестным действующим законам помогли шерифу за считанные дни собрать своей властью армию, то сильнейшее предубеждение против этой самой власти так же скоро эту армию разрушило. Ибо в то время, как все именитые и почтенные особы, отлично зная о преступных и притом вполне определенных умыслах противной партии, настойчиво требовали продолжать преследование обескураженных и павших духом мятежников в Девоншире, что позволило бы сторонникам короля пополнить свои ряды за счет благонадежных жителей этого обширного и многолюдного графства, которые до сих пор молчали из страха перед врагом, им решительно возражали, указывая на то, что шериф, единственно лишь законной властью коего удалось выставить эту вооруженную силу, по закону же не имеет права выводить ее из собственного графства, и что главнейшая привилегия милиции в том и состоит, что ее нельзя принуждать к любым действиям за пределами последнего.

Какие бы досадные неудобства ни усматривали иные в подобных взглядах, никто не рискнул положиться на нынешнее умонастроение этих людей настолько, чтобы противопоставить их понятиям о законности здравые соображения практической целесообразности или настоятельной необходимости. А потому, попытавшись, насколько возможно, скрыть истинные причины, вожди сделали вид, будто отказ от преследования неприятеля объясняется опасением перед его силой, могущей увеличиться через соединение с отрядом сэра Джорджа Чадли, а также недостатком боевых припасов (и тот, и другой довод не были безосновательны), и двинулись к Селтешу, городу в Корнуолле, лежавшему на берегу морского залива, который только и отделял его от Плимута и Девоншира. Там стояли гарнизоном двести шотландцев, но с приближением сэра Ральфа Гоптона они очистили Селтеш без боя и с такой же быстротой, с какой ранее мятежники оставили Лонстон. Теперь, когда весь Корнуолл находился в его власти, сэр Ральф спокойно распустил по домам тех, кого не смог бы надолго удержать, и отошел на запад с горсткой своих кавалеристов и драгун — в надежде, что со временем новая дерзость неприятеля опять вдохнет бодрость и энергию в жителей этого графства.

Пока же, приняв в расчет, что с помощью posse comitatus, хотя и превосходно себя показавших в Корнуолле, едва ли можно будет погасить пожар мятежа во всей Англии, сэр Ральф Гоптон и его сподвижники задумали набрать пехотные полки из добровольцев; сделать же это могли только сами местные джентльмены, вербуя в королевскую армию своих соседей и держателей. Сэр Бевил Гренвилл (самый популярный в Корнуолле человек), сэр Николас Сленнинг, доблестный комендант Пенденнис-касла, а также Джон Арунделл и Джон Тревеньон, два молодых человека, подававшие блестящие надежды и при том наследники крупных состояний (все четверо, будучи членами Палаты общин, лучше других знали об ужасных планах враждебной партии), начали набор волонтеров, а многие молодые джентльмены из самых влиятельных в графстве фамилий помогали им в качестве младших офицеров; так что это маленькое графство, притом гораздо быстрее, чем можно было ожидать, выставило, вооружило и обучило почти полторы тысячи пехотинцев. Затем, однако, произошло событие, которое могло бы привести в замешательство людей, не вполне готовых исполнить свой долг.

Лорд Мохен (который, прощаясь с королем в Йорке, пылко заверял его в совершенной своей готовности со всем усердием ему служить) после начала борьбы в Корнуолле уклонился от выступления на стороне короля и, оставаясь в собственном поместье, поддерживал одинаково дружеские отношения с людьми самых несходных взглядов, как если бы еще не чувствовал себя достаточно осведомленным, чтобы примкнуть к какой-либо из сторон. Но когда враждебную партию полностью изгнали из Корнуолла и прошел слух, что король во главе армии выступил в поход и дал сражение при Эджхилле (об исходе которого сообщалось по-разному), лорд Мохен, никому не сказав ни слова о своих намерениях, отбыл в направлении Лондона (в то самое время, когда туда же шел король) и в Брентфорде явился к Его Величеству, представив себя посланником от сэра Ральфа Гоптона и прочих джентльменов, державших сторону короля в Корнуолле, — хотя многие подозревали, что направлялся он именно в Лондон и, лишь обнаружив впоследствии, что дела короля идут лучше, чем это казалось большинству англичан, изменил свои планы. Выслушав рассказ его светлости о положении на западе и предполагая, что лорд Мохен действительно выражает мысли и желания тех, чьим представителем он назвался, король поручил его светлости, а также сэру Ральфу Гоптону, сэру Джону Беркли и полковнику Ашбурнему совместное начальство над войсками западных графств в отсутствие лорда маркиза Гертфорда. С этими полномочиями он вернулся в Корнуолл и тотчас набрал полк пехоты, решительно никому не уступая теперь по части рвения и энергии, так что прежнюю бездеятельность лорда Мохена стали объяснять единственно лишь тем обстоятельством, что его не устраивал тогдашний порядок командования.

Однако лица, затронутые этой переменой, были от нее совсем не в восторге. Ранее корнуолльские джентльмены, усилия и влияние коих способствовали успехам дела короля, весьма охотно подчинялись другим джентльменам, своим землякам — как потому, что привыкли высоко ценить этих людей, давних своих знакомцев и старых друзей, так и из уважения к законной власти и полномочиям, которыми те были наделены в графстве, ведь (как мы уже упоминали) сэра Ральфа Гоптона маркиз Гертфорд назначил генерал-лейтенантом кавалерии, сэра Джона Беркли — его заместителем; а полковника Ашбурнема — генерал-майором пехоты — одним словом, никаких споров по поводу командования тогда не возникало. Теперь же, когда лорд Мохен вступил в командную должность, выше которой в Корнуолле не существовало, и оказался старшим начальником для тех, кто по своей репутации и авторитету полагали себя людьми более достойными (ибо его светлость не имел счастья снискать в своем графстве особой любви и благоволения), притом добился этого поста исключительно собственными стараниями и искательствами, все это вызвало в среде тамошних джентльменов известное раздражение. Однако их искренняя забота о благе отечества и общая преданность правому делу до такой степени истребили всякого рода личную вражду и даже неприязнь, что о большем единомыслии в любых трудах и предприятиях нельзя было и мечтать. Они не только защитили Корнуолл,