Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

близ Эльмины, и Сан-Томе на Ямайку в 1783 году. Это злодеяние произошло после того, как из-за навигационной ошибки судно отклонилось от курса в Карибском море, и команда опасалась нехватки воды. Позже они потребовали возмещения страхового ущерба за убитых ими африканцев. Шарп помог предать огласке этот шокирующий случай.

Однако запрет 1807 года был принят не столько из-за глубокой озабоченности судьбой чернокожих, сколько в результате кризиса имперской легитимности. А он был вызван, в значительной степени, успешной борьбой Америки за независимость. реформистские исламские движения, охватившие тогда Западную АфрикуСвою роль сыграли и , которые начали борьбу с работорговлей, сделав притворство относительной христианской благожелательности по отношению к африканцам (аргумент, старый как ранняя португальская работорговля) более трудным для защиты. Другим, более непосредственным практическим толчком стала потеря Францией Гаити, что в значительной степени устранило мотив конкуренции Британии с Францией за производство рабов в Карибском бассейне.

Эрик Уильямс неверно оценил участие британского корыстного интереса в рабовладельческом бизнесе, приняв его за нечто почти исключительно материальное. Как оказалось, на первый план вышел другой вид корысти - корысть, подразумевающая свободу от морального разложения и вины. Протестантская Британия так упорно побеждала в борьбе с католической Францией в XVIII веке, что, по словам британского историка Майкла Тейлора, она рассматривала свои успехи как " часть всеобщей битвы между парламентской демократией и абсолютистской тиранией". По его собственному мнению, на карту была поставлена сама свобода. Неожиданная победа американцев, возглавляемых протестантами и призывающих к свободе, в их революции, однако, создала глубокую моральную проблему для Британии и для самой идеи империи. Как пишет историк Кристофер Браун, " поддержка рабства могла стать позором, если бы и когда добродетель имперского правления стала общественным вопросом".

Если отбросить осечку Уильямса, то перед фалангами критиков, усердно пытающихся опровергнуть его тезис, встает настолько очевидная и непреодолимая проблема, что, наверное, неудивительно, что они стараются ее избегать. Некоторые настаивают на том, что работорговля на самом деле была лишь незначительно прибыльной и поэтому не могла стать решающим или даже очень важным фактором резкого подъема Англии или Европы. Однако они не объясняют, почему, если рабство было столь незначительным фактором процветания Европы и ее ответвлений в Новом Свете, державы Старого континента так много, так долго и с такими огромными затратами собственной крови и сокровищ вкладывали в овладение и контроль как над основными источниками рабов в Африке, так и над местами, куда их перевозили для работы на плантациях в Америке. Наиболее правдоподобный ответ, конечно, заключается в том, что они все время были убеждены в центральной роли рабства и производимых им товаров в их собственном процветании и рационально понимали затраты империи, необходимые для поддержания этой системы.

Эта история, по сути, заставляет нас пересмотреть одну из наиболее привычных линий рассуждений, объясняющих экономический подъем части Европы, и особенно Великобритании, в XVIII и XIX веках, и их ускоряющееся отставание от Китая, Индии и Османской империи, а также Африки в плане богатства и могущества. Обычный аргумент, приводимый для объяснения этих успехов, сосредоточенных в Северной Европе, заключается в том, что государства этого региона стали более способными, чем их потенциальные сверстники и соперники в других странах, включая множество государств, которые Европа подчинила и в конечном итоге колонизировала. В этом есть доля правды, хотя принятие такого утверждения близко к откровенной тавтологии. Заимствуя знаменитое высказывание американского социолога и политолога Чарльза Тилли о том, что "война создает государства", я бы предложил расширить эту мысль, сделав больший акцент на конкуренции между европейцами за пределами самого континента. Рост потенциала государства в эту эпоху был именно функцией жестокой межгосударственной конкуренции в Европе за империю, и прежде всего в атлантическом мире, которая началась, как мы видели, в таких местах, как моря у Эльмины в конце пятнадцатого века. Создание более дееспособного государства было непременным условием расширения и обеспечения новых прибыльных завоеваний, и, как пишет Тилли, это означало, что " как побочный продукт подготовки к войне , правители волей-неволей начинали деятельность и организации, которые в конечном итоге обретали собственную жизнь: суды, казначейства, системы налогообложения, региональные администрации, общественные собрания и многое другое". Благодаря им добывающая сила государства, а значит, и его способность мобилизовывать и проецировать силу чрезвычайно возросли, " как и требования граждан к своему государству", которое должно было расширять общественный договор и, в свою очередь, предоставлять своим гражданам еще больше услуг. Говоря о государстве, которое в конечном итоге заняло господствующее положение в атлантическом мире благодаря массовому судостроению, начавшемуся в XVII веке, историк Фредерик Купер писал примерно в том же духе: " Империя делала британское государство , а не наоборот".

Знаковая формула Тилли о войне хороша постольку-поскольку, но рискует быть истолкованной слишком узко. Войну между европейскими государствами в эту эпоху нельзя понимать только классически, в бесконечном перечислении союзов, контрсоюзов, тактик и исходов , которыми заполнены книги по истории. Ее также следует рассматривать более откровенно, с точки зрения того, чем она так часто была, - чем-то одновременно новым и глубоко преобразующим. Под этим мы понимаем контроль над большими заморскими империями. Но даже этот термин сбивает с толку. На протяжении четырех столетий эта борьба в значительной степени состояла из длинной серии нетрадиционных и в основном необъявленных конфликтов, которые велись за контроль над Африкой и африканцами и особенно за господство и эксплуатацию черного тела. Рента, извлекаемая из африканцев, стала гораздо более ценной, чем желтый металл, добытый на континенте в XVI веке как природный ресурс. Людей, переправляемых в цепях через Атлантику, можно назвать черным золотом. Однако "Схватка за африканцев" не ограничилась этим. Это было глобальное соревнование не только за поставки рабов, но и за гваделупы мира - то есть тропические места, где пленные народы могли бы быть использованы наиболее продуктивно. И именно войны за эти вещи, прежде всего войны, которые считались достойными бесконечных сражений, вооружений и смертей, сформировали самые успешные современные европейские государства.

* Королевская африканская компания недолго существовала под названием "Компания королевских искателей приключений в Африке" и в первые годы своего существования претерпела множество изменений в названиях и реорганизаций, а также породила дочерние компании, такие как "Искатели приключений в Гамбии", которая была создана для торговли рабами в 1668 году.

† Согласно данным базы данных по трансатлантической работорговле, Англия (и впоследствии Великобритания) экспортировала 2,9 миллиона африканцев через Атлантику в период с 1640 по 1807 год.

‡ Помимо либерализма как теории международной торговли, британское движение против рабства , на