Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

его слов рассказ увлёк дочерей маркграфини, да и не только их. Саму принцессу тоже, ещё и двух дородных нянек также. Они сидели у стены чуть поодаль в полной тишине, внимательно ловя каждое слово рассказчика.

А генерал вспоминал и оживших мертвецов, и страшного чумного доктора, и свирепых еретиков, с которыми ему довелось там свидеться, вспомнил он и своего товарища Карла Брюнхвальда, и, главное, хитрого и могущественного колдуна, что оживлял мертвецов при помощи наичернейшей магии. Девочки смотрели на него, широко раскрыв глаза от интереса и ужаса; старшая, кажется, едва дышала, а младшая доедала своё печенье, сама того не замечая. И маркграфиня так же смотрела на рассказчика, лишь изредка поглядывая на своих детей, она видела их неподдельный интерес к рассказу Волкова. Она сидела рядом с ним, и в один напряжённый момент ему показалось, что Её Высочество хотела даже положить свою руку на его, но вовремя спохватилась и лишь поправила себе прядь волос.

Пока он говорил — а длился его рассказ, наверное, час, — слушательницы его не произнесли, кажется, ни единого слова, даже переспросить или уточнить что-то не брались, чтобы не прервать его рассказ.

— И в тот же день я повелел того колдуна сжечь на костре и сразу из Фёренбурга со своими людьми ушёл; раку с мощами я прихватил с собой, — закончил Волков.

— Господь милосердный, — маркграфиня перекрестилась, — вот какие ужасы на свете случаются, когда люди теряют веру в Господа.

— Господин барон! — едва слышно произнесла Ирма Амалия.

— Да, моя дорогая, — отозвался генерал.

— А есть… — она была так слаба или так возбуждена от рассказа, что ей пришлось замолчать. И лишь сделав пару вздохов, она продолжила: — А есть ли у вас ещё такие истории?

— Есть, есть, — кивал он. — И про ведьм из Хоккенхайма, и про знатного оборотня, чьё поместье было как раз рядом с моим поместьем, и про вурдалака из Рютте. Только сегодня я вам их рассказать не смогу. Расскажу потом, если представится случай.

— Но почему же потом?! — возмутилась Мария Оливия.

— Потому что господин барон рано утром отъезжает к себе, — твёрдо произнесла маркграфиня. — И вам уже пора спать. Но он обещал мне, что вернётся через какое-то время.

И тут вдруг Ирма Амалия протягивает к нему свою тонкую, в свете свечей почти жёлтую руку:

— Господин барон…

Волков нежно берёт детскую ручку в свои огромные ладони.

— Что, дорогая моя?

— Вернитесь до того… до того, как я умру…

— Амалия! — воскликнула мать. — Что вы такое говорите?!

— Господин барон, — продолжала девочка тихо, даже не взглянув на мать, — я очень хочу услышать остальные ваши истории. Приезжайте к нам скорее. Пока я жива ещё…

— Я буду молить Бога, чтобы наша встреча состоялась как можно быстрее, — отвечал ребёнку генерал. — И вы, вы тоже молитесь.

— И я буду молиться, — пообещала ещё и младшая Мария Оливия. И тогда Волков целовал руки маркграфине и девочкам, как взрослым госпожам, галантно раскланивался и прощался с ними со всеми, после пошёл к себе, шёл и думал, что, может быть, старшая из дев и не дождётся его рассказа. И было ему от этой мысли нехорошо. Как будто он только что обманул умирающую.

⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀

Едва разделся, едва омыл с себя вечернюю духоту, лечь не успел, как явился к нему Кляйбер и сообщил:

— Господин, гости к вам.

— Гости? — удивился барон; он, кажется, со всеми распрощался. Но кивком головы и глазами кавалерист убедительно показал представительницу высшего сословия. «Она. Явилась».

— Скажи — сию минуту приму.

Тут генералу пришлось снова одеваться, но маркграфиня вошла без приглашения, когда он был ещё не одет. Сама принцесса была в свободном домашнем платье, как и прошлой ночью, а волосы её были распущены и под ночным чепцом.

— Ещё не легли?

— Пока шёл, пока мылся…

Она подошла к нему и обняла, прижалась и положила голову ему на грудь.

— И что же, никак мне вас не отговорить от отъезда?

— Вы сами сказали, что будете обо мне дурно думать, если я не встану за свою семью, — напомнил ей барон.

— Помню, сказывала, — согласилась принцесса нехотя, а затем и говорит, поднимая голову и заглядывая в глаза Волкову: — А потом думала: а что мне за дело до той вашей семьи, когда вы мне тут надобны? Почему у вашей сестры и жены есть вы, а у меня нет такого человека?

И берёт его лицо в ладони и начинает целовать страстно, приговаривая:

— Не хочу вас отпускать, не желаю. Пока молода была, меня тешили рыцари на турнирах, дескать, за мой взгляд дрались, за мой шарф на бой друг друга вызывали, а то всё нечестные были схватки, ненастоящие, пустые, бахвальство одно, а вы за мной в замок к нелюдям приехали и дрались насмерть, свирепостью колдунов пренебрегли, ничего, ничего не убоялись… Один против многих выходили биться, чтобы меня вызволить, — она снова целовала его, а после обнимала крепко и шептала со слезами в голосе: — Отчего же Господь не послал мне такого мужа, как вы, или хоть не мужа, или хоть одного такого рыцаря ко двору не послал?

И здесь Волков и не нашёлся, что ей ответить. Ну в самом деле, не мог же он ответить на её вопросы и объяснить ей волю Провидения. А она, перестав причитать, потянула его к постели. И там продолжила целовать. В ту ночь он так и не спал, то слушал речи принцессы, полные упрёков и слёз, то предавался её ласкам.

Она принималась гладить его лицо, целовать его и прижиматься, что-то шепча, чего он разобрать не мог. И женщина не успокаивалась, пока за дверью не начали разговаривать Гюнтер с фон Готтом. То есть ушла она только под утро, уставшая и тихая, поцеловав его мимолётно, наверное, в сотый раз. И тогда, словно с облегчением, как будто он ждал, пока принцесса покинет его сеньора, к Волкову заглянул его оруженосец:

— Генерал, ну так что делать? Приказывать карету запрягать?

Волков же, выливая последнее теплое вино из красивого и весьма вместительного графина, поглядел на него и спросил:

— А что, ещё не запрягли?

— Да мало ли… — с каким-то потаённым смыслом отвечал ему фон Готт. — Вдруг ещё передумаете, да решите остаться.

— Не мелите чепухи! — строго произнёс генерал и выпил вино.

— Тогда за завтраком на кухню не посылать, что ли? — с сожалением интересуется оруженосец.

— В городе купите чего-нибудь, — говорит Волков. — Зовите сюда Гюнтера, где он там?

— Одежду вам готовит, — недовольно отвечает