Катулл - Михаил Евгеньевич Бондаренко

меня не тревожит, никакие слухи не беспокоят; я разговариваю только с собой и с книжками. О правильная, чистая жизнь, о сладостный честный досуг, который прекраснее всякого дела! Море, берег, настоящий уединённый храм муз, сколько вы мне открыли, сколько продиктовали!»[350]

По-видимому, Катулл в этом отношении не был исключением. Во-первых, поэт владел небольшой виллой близ Рима, которой специально посвятил стихотворение 44. Во-вторых, он владел или имел право полного распоряжения виллой на полуострове Сирмион (ныне Сирмионе) на южном берегу Бенакского озера, о чем свидетельствует стихотворение 31, написанное им по возвращении из Вифинии. Причём Сирмионскую виллу, которая, очевидно, изначально принадлежала его отцу и на которой Катулл провёл все свои детские годы, поэт воспринимал как свой родной дом:

Всех полуостровов и островов в царстве

Нептуновом, в озёрных и морских водах

Жемчужина, мой Сирмион! О как рад я,

Как счастлив, что я здесь, что вновь тебя вижу!

От финов и вифинов воротясь к дому,

Не верю сам, что предо мной ты вновь, прежний.

О, что отрадней, чем, забот свалив бремя,

С душою облегчённою прийти снова

Усталому от странствий к своему Лару

И на давно желанном отдохнуть ложе!

Вот вся награда за труды мои… Здравствуй,

Мой Сирмион, ликуй: хозяин твой – дома!

Ликуйте, озера Лидийского волны!

Все хохочите, сколько в доме есть Смехов!

Бенакское озеро (ныне озеро Гарда), на берегу которого находилась эта вилла, расположено на севере Италии, у южного подножия Альп, недалеко от Вероны. Оно вытянутое по форме и очень глубокое. Северная, узкая и длинная, часть озера напоминает фьорд. Её окружают высокие горные хребты, почти отвесно уходящие в воду. Южная часть озера более широкая и граничит с Ломбардской низменностью. Поэт называет озеро Лидийским (ст. 13), так как древнейшие жители тех мест – этруски считались выходцами из Лидии, одного из древнейших государств Малой Азии.

На южном побережье Бенакского озера имеется живописный, длинный и узкий скалистый полуостров Сирмион, вдающийся в озеро на четыре километра. На дне близ берегов этого полуострова имеются термальные минеральные источники, известные ещё со времен римского владычества. На северной оконечности Сирмиона сохранились грандиозные развалины большой монументальной римской виллы конца I века до н. э. – начала I века н. э. В связи с тем что Катулл в стихотворении 31 упоминает о своей вилле на Сирмионе, уже в период Средневековья эти развалины получили название «Grotte di Catullo» («Гроты Катулла»), поскольку засыпанные грунтом подвальные этажи большой виллы были очень похожи на гроты. Однако Катулл никогда не жил на этой вилле, поскольку она была сооружена между 30 годом до н. э. и 68 годом н. э., то есть уже после его смерти. Тем не менее благодаря археологическим раскопкам удалось выяснить, что на месте большой виллы существовала более ранняя усадьба, которая, очевидно, как раз и принадлежала семье Катулла.

Надо сказать, что загородные виллы знатных и богатых римлян часто поражали своими размерами и роскошью. Места для них выбирали всегда очень тщательно. Обычно это были уютные прохладные долины, склоны лесистых гор или живописные берега озёр, рек или морей. Существовали и модные места, такие как Тибур или приморские Байи.

Главный дом богатой загородной виллы обычно представлял собой настоящий дворец со множеством помещений: атрии и таблины, триклинии и перистили, спальни и библиотеки, бани и кухни, комнаты для прислуги и различные помещения хозяйственного назначения. Вокруг дома, как правило, разбивали большой парк с беседками, гимнасиями, павильонами, портиками, птичниками с экзотическими птицами, башнями для наблюдений и прочими сооружениями для развлечений хозяина. Для украшения парков римляне использовали различные породы деревьев и кустарников, но предпочтение отдавали платану, лавру, дубу, пинии, кипарису, лавровишне, мирту, самшиту и разным фруктовым деревьям. Очень любили плющ и аканф, а клумбы засаживали всевозможными видами цветов – розами, штокрозами, фиалками, лилиями, левкоями, нарциссами, гиацинтами, ирисами, анемонами, астрами, маргаритками, маками. На территории парка часто прорывали каналы и выкапывали пруды, а также большие бассейны, использовавшиеся для купания или служившие садками для различных видов рыб. Сооружали многочисленные фонтаны и живописные водные каскады, украшая их статуями из бронзы или мрамора. Устраивали длинные аллеи для прогулок, балюстрады и замысловатые дорожки.

В письмах Плиния Младшего, жившего, правда, много позже Катулла и занимавшего очень высокое положение в обществе, сохранились уникальные и очень подробные описания двух его роскошных вилл. Одна из них – «Лаврентинум» – находилась на морском побережье близ Рима: «Вилла отстоит от Рима в 17 милях, так что, покончив со всеми нужными делами, полностью сохранив распорядок дня, ты можешь там пожить. Дорог не одна: туда ведут Лаврентийская и Остийская; с Лаврентийской свернуть у четырнадцатого столба, с Остийской у двенадцатого; и там и тут начинаются пески; в повозке ехать тяжелее и дольше; верхом приедешь скорее, и дорога для лошади мягкая. Вид всё время меняется, дорогу то обступают леса, и она тянется узкой полосой, то расстилается среди широких лугов. Много овечьих отар и лошадиных табунов, много стад крупного рогатого скота: зима их согнала с гор, и животные отъедаются травой на весеннем солнце. На вилле есть всё, что нужно; содержание её обходится недорого. Ты входишь в атрий, скромный, но со вкусом устроенный; за ним в форме буквы “D” идут портики, окружающие маленькую милую площадку: в плохую погоду нет убежища лучше – от неё защищают рамы со слюдой, а ещё больше нависающая крыша. Напротив весёлый перистиль, а за ним красивый триклиний, выдвинутый вперёд к побережью. Когда при юго-западном ветре на море поднимается волнение, то последние волны, разбиваясь, слегка обдают триклиний. У него со всех сторон есть двери и окна такой же величины, как двери: он смотрит как бы на три моря. Оглянувшись, ты через перистиль, портик, площадку, ещё через портик и атрий увидишь леса и дальние горы. Слева от триклиния, несколько отступив назад, находится большая комната, за ней другая, поменьше; она освещена через одно окно утренним солнцем, через другое – вечерним (вечернее – стоит долго); море от неё дальше, и волны до неё не докатываются. Угол между стеной этой комнаты и стеной триклиния залит полуденным солнцем; нагретые стены ещё увеличивают жару. Тут мои домашние разбивают зимний лагерь: тут у них и гимнасий; здесь никогда не чувствуется ветер, и надвинувшимся тучам надо совсем затянуть ясное небо, чтобы они оттуда ушли. К этому углу примыкает комната, закруглённая в виде абсиды; солнце, двигаясь, заглядывает во все её окна. В её стену вделан, как бывает в библиотеках, шкаф, где находятся книги, которые надо не прочесть, но читать