Альманах «СовременникЪ» №4(24) 2021 г. (посвященный 800-летию Александра Невского) - Альманах Российский колокол

мнимобольной неделю на больничном. Спрашиваешь: «Ну как, легче стало?» «Вроде бы полегче», – отвечает. Закроешь больничный, отправляешь его на работу, а он через неделю снова появляется на приеме.

Когда такие больные появляются у терапевтов, то тем проще: поставят диагноз «вегето-сосудистая дистония» – и дело с концом. А какой прикажете хирургу диагноз ставить? «межреберная невралгия» или «миозит мышц бедра»? Очень популярным был диагноз «тромбоз геморроидальных вен», или попросту геморрой. Но с этим заболеванием больной не может долго ходить на больничном и лечиться амбулаторно. Надо делать какое-то оперативное вмешательство. Да и сами больные не любили, когда в больничном листе выставлялся этот диагноз. Ведь вся бухгалтерия, работающая на том же предприятии, знала о всех болячках своих работников и разносила, как сорока по лесу, тайны человеческого организма. Это сейчас в больничном листе перестали писать диагноз, а раньше любой в поселке знал, сколько Манька сделала абортов и сколько Ванька времени страдал от поноса. Врачебная тайна в основном и сохранялась врачами. Были в моей врачебной практике и печальные случаи, были и анекдотичные. Были и врачебные ошибки, за которые расплачивался своей жизнью сам больной. Но чаще сами больные, вернее их родственники, были виноваты в трагическом исходе заболевания.

Вспоминается один случай. Дежурство в больнице не предвещало никаких трудностей. Тяжелых больных сами заведующие отделениями посмотрели, после операции было всего шесть человек, да и то все готовились на выписку через два-три дня. В роддоме дежурили квалифицированные акушерки, да и на скорой помощи работала опытная бригада. Можно было пораньше завалиться в постель, почитать на сон грядущий интересную книгу, а утром отрапортовать на планерке, что дежурство прошло без всяких происшествий.

Ближе к двенадцати часам ночи, когда уже сон забирал в свои объятия, раздался стук в кабинет дежурного врача.

– Сергей Степанович, проснитесь, тяжелого больного привезли, по всем признакам «острый живот», – раздался из-за дверей голос фельдшера, заведующего отделением скорой помощи.

– Да не сплю, – отозвался я, – видишь, еще даже свет не потушил. Где больной, у вас на скорой?

– Нет, его в хирургии оставили. Мы вам сейчас все объясним.

Надев ботинки, я прошел в отделение скорой помощи. Машина была на вызове, и только диспетчер с санитаркой сидели за столом и пили чай.

– А как это больной оказался в хирургии? – поинтересовался я.

– Вы не поверите, буквально несколько минут назад нам позвонили из хирургического отделения и сказали, что у них на крыльце сидит дед, очень старый. Держится руками за живот и стонет. Сестры из отделения вышли и обнаружили его полулежащим на крыльце. С дедом была рядом какая-то женщина. Она только сказала, что у ее отца боли в животе в течение трех дней и они привезли его на операцию. Больше его стонов они слушать не хотят. Надоел он им – и делайте что хотите. Сама же села в машину – и только ее и видели. Мы пытались ее остановить, расспросить, как фамилия, из какой деревни, давно ли боли в животе у деда появились. А она в ответ: «Вы больница, вот сами и разбирайтесь с больным».

– Ладно, я пойду в хирургию. Посмотрю. – И вышел из поликлиники.

До хирургии нужно было пройти всего пятьдесят метров. Вся территория была ярко освещена фонарями, и заблудиться было невозможно. Первое время по всей больнице можно было передвигаться только с карманным фонариком. Темнота стояла жуткая. Сколько раз ни говорили главному врачу, чтобы повесил фонари, он все больше обещал, и лишь только тогда, когда его жена, работающая невропатологом в нашей же больнице, во время дежурства упала в яму и здорово ушиблась, наш начальник подсуетился и расставил фонари через каждые пять метров.

Сейчас уже можно было книгу читать прямо на улице. Все кругом освещалось. Издалека было видно, что в хирургии происходит какое-то движение. Горело несколько окон в процедурной и перевязочной. Дверь в хирургическое отделение была открыта. Меня уже ждали и сразу же провели в чистую перевязочную. На кушетке лежал старый дед и слегка постанывал. Руками он держался за живот, и было видно, что его беспокоят сильные боли.

– Здравствуй, дедушка! – поздоровался я. – Как дела? Болит?

– Ой, сынок, болит, нет сил. Я уже три дня говорил своим дочерям, чтобы отвезли в больницу, а они мне: «Грей грелкой, отец, да отстань от нас! Своих дел хватает!» Сегодня совсем стало невмоготу. Ни таблетки анальгина, ни грелка совсем не помогают, а все хуже и хуже. Видно, смерть пришла!

– Подожди, дед, себя хоронить, давай вначале я тебя посмотрю. Приляг на спину да ноги немного сожми в коленках.

При первом же осмотре было видно, что живот у деда напряжен. Любое прикосновение, особенно в правой подвздошной области, вызывало у него острую боль. Сомнений не было. У больного острый аппендицит в самой последней стадии с явлениями локализованного перитонита. Медлить уже было нельзя еще вчера и надо срочно делать операцию. Я распорядился взять общий анализ крови по cito, то есть быстро, и сказал, чтобы вызывали дежурного хирурга вместе с анестезиологом и операционной сестрой. Вначале думал, что один прооперирую как дежурный врач, но по клинической картине у больного явно появились признаки перитонита, а для этого необходима ревизия всей брюшной полости. Одному хирургу, без ассистента, тяжело справиться, надо помощника.

Пока пациента готовили к операции, заполнил я больничную карту стационарного больного и стал ждать бригады. Привезли Шуру Ивкина с операционной сестрой. Анестезиолога не нашли, оказывается, она уехала на несколько дней в город, и за нее приехала анестезистка.

Шура первым делом пошел посмотреть деда и через несколько минут вышел и сказал, что операция будет тяжелой. Когда же узнал, что дед в течение трех дней грел живот, и вообще расстроился.

– Нагрел старик аппендикс здорово, – сказал Ивкин. – Чует мое сердце, что он лопнул буквально несколько часов назад. Придется покопаться. Да уж не привыкать! Скоро там деда в операционную доставите? – обратился он к сестрам.

– Александр Георгиевич, – раздалось из дверей операционной, – можете мыться. Вы вдвоем будете оперировать?

– Конечно, случай тяжелый, как бы общий наркоз не пришлось давать. Пойдем вначале под местной анестезией, ну а потом… видно будет. Масочный наркоз в таком возрасте нежелателен.

Быстро взяли деда на стол, сделали операцию и вытащили гангренозный отросток, частично перфорированный, прорвавшийся. Благо наш пациент был худой и вся правая подвздошная область четко просматривалась. Часть содержимого лопнувшего аппендикса мы по возможности убрали и тщательно промыли брюшную полость физраствором.

В молодом возрасте очень сложно бороться с перитонитом, а тут такой пожилой возраст. Если