Альманах «СовременникЪ» №4(24) 2021 г. (посвященный 800-летию Александра Невского) - Альманах Российский колокол

ним. Вита быстро догнал его, так как бегал быстрее всех нас. Между ними завязалась потасовка. Вита схватил Хелуна за руку, тот отбивался одной рукой и ногами. Подоспев, Хена и Жинда ухватили его вторую руку. Хелун извивался и отбивался ногами. Тогда мы повалили его на землю и крепко схватили за руки и ноги. Хелун понял, что сопротивляться нет смысла, перестал дергаться и произнес:

– Отпустите меня! Изваляете всего в пыли!

Его просьба плаксивым голосом не возымела действия.

– Сам пойдешь к палкам или тащить тебя по пыльной дороге? – спросил Вита.

– Сам пойду, – смирившись со своей участью, произнес виновник потасовки.

Держа его за руки, мы подошли к месту нашей игры, разложили палки вдоль дороги, в пыль, уложили Хелуна спиной на палки и, держа его за руки и ноги, со смехом прокатили по ним.

Процедура не столь болезненная, сколько позорная. Хелун сдался, поняв, что сопротивление только усугубляло неприятные ощущения. После экзекуции виновного долго преследовали шутки и насмешки.

Хелун несколько дней не появлялся на нашей улице. Мне было его жаль, хотя в душе я понимал, что любое жульничество должно быть наказано.

По соседству с нашим домом жил Хена. Наши дворы разделял невысокий каменный забор, через который мы видели друг друга. Он был смуглым, с плоским лицом, на котором выступал вздернутый носик. Главной примечательностью Хены был чуб, торчащий вихром. Короткая челка с правой стороны спускалась на лоб, а с левой торчала вверх. Этот вихор придавал ему задиристый вид.

Такая же прическа была у меня однажды при следующих обстоятельствах. Мне хотелось посмотреть, как мама доит Пестряну, и она взяла меня с собой на дойку, попросила подержать краюху хлеба, села на скамеечку, обмыла вымя Пестря-ны теплой водой, обтерла полотенцем и сказала: «Отдай хлеб Пестряне». Корова с удовольствием жевала хлеб, сдобренный солью, и неожиданно лизнула мой лоб в знак благодарности. Когда я пришел домой, папа, улыбаясь, сказал: «Посмотри в зеркало, какая у тебя прическа». Волосы у лба торчали вверх. Бабушка умыла меня и причесала.

Хена очень ловко залезал на деревья, его часто можно было видеть сидящим на ветках и лакомившимся абрикосами. Я завидовал его умению и стал учиться взбираться на деревья в нашем саду. Босые ноги позволяли легко вскарабкаться до первой ветки, затем усесться в развилку толстых ветвей и, осматривая улицу, поедать вишни или абрикосы. Это умение очень пригодилось, когда мы стали ходить в совхозные сады на сбор черешни.

Жинда жил в конце нашего квартала, на противоположной стороне улицы Гоголя. С шоколадным загаром, с приятным лицом, голубыми внимательными глазами, он был спокойным и выдержанным. Никогда не задирался и не вступал первым в драку. В играх был принципиальным и пресекал любое жульничество.

В Анапе было принято всем давать прозвища. Меня моментально окрестили Булькой за толстые щеки, а брата Гену – Цыбулькой за вечно шелушащийся под южным солнцем нос. На прозвища никто не обижался. Даже родители порой своих детей называли по прозвищу. Бывало, наша соседка Нина Алексеевна выйдет за калитку и на всю улицу громогласно кричит:

– Хе-на! Хе-на!

Или:

– Be-рун! Ве-рун!

Слышно было за несколько кварталов. Такие прозвища были ее сыновей Гены и Вовы.

Однажды со мной произошел курьезный случай. Многих ребят по именам я не знал. Называл их, как все, по прозвищу. Подошел к дому приятеля, с которым накануне договорились пойти купаться, и начал вызывать его по прозвищу:

– Хе лун, Хе лун!

Из дома выскочила его мать с веником в руке, подбежала к калитке и, открыв ее, начала меня хлестать им. Ей прозвище сына казалось обидным. Я растерялся, не поняв, в чем дело. Удары сыпались на голову, плечи, спину. Убежав от разгневанной женщины, я старался в дальнейшем не проходить мимо ее дома.

Учусь плавать

До переезда в Анапу я не умел плавать. Родители отпускали меня купаться с ребятами при условии, что я не буду заходить на глубину. Я бултыхался у берега, пытался плавать, опираясь руками о дно, завидовал Жинде и Хене, которые заплывали на глубину. Жинда предложил мне учиться плавать с помощью наволочки. На следующий день я взял с собой наволочку. Жинда намочил ее, ловко ударил о воду, чтобы она надулась, и завязал узлом, чтобы воздух не выходил. Надутая наволочка удерживала меня на плаву. Держась одной рукой за узел, я плавал вдоль берега, загребая свободной рукой и работая ногами.

Через несколько дней мне надоело плавать у берега, и я заплыл на глубину. Появилось приятное ощущение невесомости. Держась рукой за узел, можно было спокойно висеть в воде. Раскаленное солнце приятно грело мокрую голову, море легонько покачивало меня, казалось, что покачиваюсь не я, а высокий берег. Мне захотелось взять наволочку в зубы и плавать с помощью обеих рук. Я взял в зубы угол наволочки. Стоило мне только выпустить из руки узел, как под тяжестью моего веса наволочка порвалась, и воздух вышел. На мгновение я испугался: берег был далеко, рядом со мной – никого. Работая руками и ногами, понял, что могу держаться на плаву. Не выпуская наволочку, доплыл до берега. Я испытывал испуг от сознания, что мог утонуть, но чувство радости пересиливало его. Я научился плавать! После этого случая я прекрасно плавал и не боялся любой глубины. Очень любил купаться при небольшом волнении моря. Под приближающуюся волну можно было поднырнуть и ждать приближения следующей волны, чтобы оттолкнуться ногами от дна и на ее гребне прокатиться в сторону берега.

Соседка Нина Алексеевна часто забегала к маме, чтобы посудачить, поближе познакомиться с новыми соседями. Однажды я услышал их разговор, из которого узнал, что в Анапе людей косили, как косой, что в ту пору отец Виты сгинул. Я не все понял из их разговора, но Виту мне стало жаль. У всех моих новых приятелей были отцы, а у него не было.

Война

Война началась 22 июня 1941 года, неожиданно, ночной бомбежкой города. Утром мы узнали, что в центре разрушено много зданий, есть убитые и раненые. По радио сообщили, что немцы, не объявляя войны, напали на Советский Союз: на западной границе нашей страны идут ожесточенные бои. Соседи собирались в кучку на улице и обсуждали эту страшную новость, а мы, ребята, старались находиться поблизости, чтобы слышать разговоры старших. Все сходились во мнении, что война долго не продлится. Вскоре началась мобилизация военнообязанного населения. Папа, как многие мужчины города, ушел на