Альманах «СовременникЪ» №4(24) 2021 г. (посвященный 800-летию Александра Невского) - Альманах Российский колокол

На руках у мамы остались трое детей и бабушка. Часть мужской работы мне пришлось взять на себя. Ходить за питьевой водой к колодцу, который находился посредине нашего квартала, входило в мои обязанности. Мама просила меня носить по половине ведра, но я всегда набирал по полному ведру и нес его, изгибаясь набок. Ведро иногда ударялось о ногу, и вода расплескивалась, обливая мои босые ноги, к которым моментально прилипала пыль.

В Анапе очень теплые зимы. Я ни разу не видел снега. Зима была сырая, с пронизывающим ветром. Я всегда вспоминал снежные зимы на Урале. Мне хотелось одеться теплее и покататься на лыжах. В качестве топлива обычно использовали стебли кукурузы, камыш, отходы маслобойного производства. Для отопления дома мама привезла несколько мешков шелухи подсолнечных семечек и большие глыбы каменного угля. Мне приходилось каждый день отбивать обухом топора кусочки угля и приносить в дом.

Однажды, подойдя к колодцу, я услышал шум над головой. Посмотрев в небо, увидел над собой немецкий бомбардировщик с черными крестами на крыльях. Летел он очень низко и мне показался застывшим на одном месте. Внезапно из него посыпались бомбы. Издавая страшный вой, они летели на меня. Я не знал, что они по инерции долетят до Морской школы, которая находилась в сотне метров от колодца. Страшно испугавшись, бросился под забор и улегся на колючки и крапиву: выбирать место не было времени. Мои действия не были инстинктивными: по радио постоянно проводился инструктаж с жителями, как себя вести в случае налета вражеской авиации. Мое сердце замирало в ожидании падения бомб и смерти. К моему удивлению, бомбы разрывались на территории Морской школы, подо мной только тряслась земля. Когда закончилась бомбежка, я набрал в ведро воды и пошел домой. Мои руки и ноги дрожали, а сердце учащенно билось. В памяти, как фотография, сохранился самолет с черными крестами на фоне чистого голубого неба.

В магазинах начались перебои с хлебом. Мне приходилось подолгу стоять в очередях. До сих пор помню цены на хлеб. Темный стоил девяносто копеек, а самый белый – два рубля семьдесят копеек. Как-то выстоял я длинную очередь, и передо мной хлеб закончился. На прилавке оставалось несколько обрезков белого хлеба. В то время хлеб продавали на вес. Продавщица спросила:

– Мальчик, будешь покупать обрезки?

Я молчал, обдумывая: брать или не брать. Бабушка велела купить хлеб по девяносто копеек. В это время женщина, стоящая за мной, сказала:

– Я возьму обрезки.

Продавщица взвесила ей обрезки. Я вернулся домой без хлеба. Рассказал об этом эпизоде бабушке. Она погладила меня по голове и сказала:

– Не переживай, будем есть борщ с мамалыгой. Впредь будешь умнее.

Впервые мы обедали без хлеба. Я осознал свою оплошность и запомнил ее на всю жизнь. Мамалыга – это густая каша из кукурузной муки. Когда ее кусок держишь в руке, она дрожит, как студень.

Недалеко от нашего дома, на соседней улице, находилась Морская школа, где готовили моряков для Черноморского флота.

Фашисты с первых дней войны методично по ночам бомбили этот объект. Первоначально мы с интересом наблюдали за ночным небом, по которому шарили лучи прожекторов. Иногда в пересечение лучей попадал вражеский самолет, тогда начинали стрелять зенитные орудия. Когда сбивали немецкий самолет, лучи прожекторов сопровождали его до места падения. Ликовали все. Утром спешили посмотреть на сбитый вражеский самолет.

Вскоре интенсивность бомбежек увеличилась: бомбы часто падали на жилые дома. Начались бесконечные похороны мирных жителей. По городу были вырыты бомбоубежища. В саду соседей, через дорогу, было построено общественное бомбоубежище. При объявлении воздушной тревоги все соседи собирались в нем. Женщины тихо переговаривались, их тревожные разговоры бередили души ребят. Все мои друзья сильно изменились, у всех появились новые обязанности, о прежних играх не возникало и речи.

Однажды бомбы упали вблизи бомбоубежища. Когда стихла стрельба зенитных орудий, дядя Коля, не дожидаясь отбоя воздушной тревоги, вышел из укрытия, чтобы посмотреть, целы ли стекла на веранде его дома. В это время против дома разорвалась бомба, и осколком дядя Коля был убит. Утром все соседи собрались в его доме. Пол веранды, залитый кровью, где осколок сразил дядю Колю, был вымазан карболкой. Я до сих пор не могу переносить этот запах – он напоминает мне смерть.

Бегать каждую ночь в бомбоубежище через дорогу было неудобно, и мы с мамой вырыли в саду траншею глубиной метра два, накрыли досками и засыпали землей. В доме, в углу, лежали узлы с вещами, которые мы брали с собой в бомбоубежище, чтобы не остаться раздетыми в случае попадания бомбы в наш дом. Налеты повторялись каждую ночь. О приближении немецких самолетов жителей по радио предупреждал диктор: «Граждане, в городе объявлена воздушная тревога, всем необходимо укрыться в бомбоубежищах и траншеях». Свет зажигать во время воздушной тревоги запрещалось. Мама будила нас, в темноте одевала Нину и Гену, мне давала в руки узел с вещами, и мы бежали в бомбоубежище. Каждый раз, когда бомбы разрывались недалеко от нашего убежища, мое сердце сжималось от страха. Я вспоминал о карболке в доме дяди Коли. Если бомба попадет в наше укрытие, его зальют карболкой. Мама велела нам раскрыть рты: считалось, что так можно не оглохнуть. Бабушка, сидя на узле, крестилась и молилась, прося Бога спасти нас и сохранить. При разрывах бомб земля осыпалась со стен убежища, попадала за воротник рубашки, и это усиливало страх. Домой мы возвращались утром. Окна дома представляли жалкое зрелище: стекла были разбиты воздушной волной, их осколки качались на приклеенных полосках бумаги и тряпиц. Все жители приклеивали на рамы и стекла крест-накрест полоски бумаги, которые удерживали разбитые стекла, чтобы они не разлетались по комнате. Со временем окна нашего дома забили фанерой и досками.

Мне памятен такой случай. Мама была на работе, бабушка оставила со мной брата и сестру, а сама ушла в поликлинику. После ее ухода была объявлена воздушная тревога – фашистские самолеты бомбили город. Мама прибежала домой, нас застала в бомбоубежище, бабушки дома не было. Она поспешила в поликлинику. Поликлиника и близлежащие жилые дома были разрушены, оказалось много погибших и раненых, слышались стоны и плач. Работники поликлиники, оставшиеся в живых, оказывали пострадавшим помощь. Бабушку мама нашла в кювете контуженной. Этот случай окончательно убедил ее в том, что детей и бабушку надо увозить из города.

Прошло много лет, но события