Король пиратов. Удивительная история Генри Эвери и зарождение Золотого века пиратства - Шон Кингсли

хотели, чтобы вся страна так ее и воспринимала. Однако она играла ключевую роль в защите королевства, входя в секретную службу Главного почтового управления. От Генри Эвери требовалось наблюдать за морскими перевозками, прибывающими и убывающими людьми, собирать стратегическую информацию, перехватывать подозрительную почту для негласной проверки. Контрразведывательная деятельность Эвери защищала правительственные депеши от попадания в руки врага до и во время морских путешествий. Вильгельм требовал «отчеты обо всем, что происходит в этих краях»[572]. Эвери следил за каждым пассажиром и при необходимости отправлял на допрос.

Письма, подобные тому, которое Эвери только что написал в таверне «Пенни, скорей сюда», отправлялись на судах из Фалмута в Лондон и предназначались для глаз государственного секретаря Джеймса Вернона, а затем и самого короля. Недавно бывший пират передал донесение капитана Джона Крэнби с корабля HMS Poole, который узнал от рыбаков лодки близ Бреста, что семь французских военных кораблей отправились на соединение с испанскими силами, чтобы завоевывать богатства Вест-Индии; на борту одного из кораблей находился новый вице-король. Кроме того, к выходу из Бреста готовились еще семь больших кораблей. «Полагаю, что я мог бы получать более достоверную информацию о приготовлениях военно-морского флота Франции с меньшими подозрениями, чем любой корабль под королевским флагом», – писал Эвери своему начальству[573]. Другой источник сообщал, что какой-то французский военный 40-пушечный корабль без предупреждения атаковал почтовый пакетбот под английским флагом и преследовал его три четверти часа[574].

Клод Гийо, хотя и измотанный поездками, не считал нужным тратить время на сон. Вместе с мистером Уайлестом они не спали почти всю ночь, обсуждая государственные дела и обеспечивая безопасность короля. Дефо, разочарованный отсутствием явных сплетен о французском вторжении, что могло бы напугать врагов короля, решил усилить опасения, чтобы склонить Вестминстер[575] на сторону Вильгельма. А если Лондон получит сообщение, что французский флот планирует выйти в море и высадиться на этом самом берегу? Все, что для этого требуется, – слегка передернуть факты.

Пока лился эль, Дефо и Эвери напрягли свой ум и сочинили несколько нужных строк. «Нет сомнений, что этот [французский] флот некоторое время (а то и все лето) будет хозяином моря, – писали они, – потому что голландцы не отваживаются шевелиться, пока англичане не будут готовы, и им предстоят еще долгие дебаты, прежде чем они окажутся в состоянии действовать, если у них будет желание; и еще вопрос, будет ли оно у них вообще»[576]. В послании объяснялось, что если парламент не проголосует за увеличение численности войск Вильгельма, Францию не остановить. Это было хорошо, но недостаточно. Дефо, озорно ухмыльнувшись, немедленно обмакнул перо в чернила и начал новый документ «Явная опасность вторжения, кратко изложенная в письме государственному министру». Он едва ли мог поставить на таком документе свое имя, так что подписал его «Джентльмен из Кента».

Он бешено строчил, проговаривая срывающиеся с пера слова вслух, чтобы Эвери мог разделить с ним удовольствие:

Городская милиция, полагаю – это лучшее, что у нас есть; но какая дисциплина может быть у людей, которые берутся за оружие только раз в году, маршируют на площадку для артиллерийской стрельбы и с толком проводят там день за едой, питьем и курением, штурмуя десятки говяжьих филе и пирогов с олениной, демонстрируют своим начальникам залп или два, и, подобно многим мальчишкам-бездельникам, играющим в снежки, возвращаются домой, растратив немного пороха, такими же невежественными, как и уходили, и настолько же пригодны для сражения с французами в Блэкхите, как одна из наших маленьких яхт для стычки с Brittania[577],[578].

Это была бомба. Поразился даже Генри Эвери, видевший все своими глазами. В те дни на него производили впечатление возможности Дефо. Ведь Дефо, во хмелю пообещавший в 1696 году помочь старому другу во время их случайной встречи в таверне «Край света», сдержал слово. Эвери был потрясен, когда получил устное прощение от самого короля – в обмен на деньги и – что важнее – клятву служить Вильгельму до конца дней. Монарху требовался сильный человек, но никто не превосходил в силе короля пиратов, мастера стратегии, который умудрялся скрываться от закона более пяти лет, а ранее мог убеждать толпу неуправляемых головорезов, обращаясь в противном случае к пистолету и абордажной сабле. Теперь Даниель Дефо был не просто хорошим другом, он стал его куратором в шпионской сети. Генри Эвери восстал из мертвых. Король пиратов пришел с холода[579].

Обоим по-прежнему приходилось действовать крайне осторожно. Никому не положено знать об их работе на секретную службу Его Величества. Официально бывший пират оставался во всемирном розыске. Вряд ли прощение Эвери принесло бы королю Вильгельму какие-либо политические дивиденды – дома или за рубежом. Власти все еще неистово охотились по всем морям за королем пиратов. В тот самый день Вернон писал в Адмиралтейство: только что причалил пришедший с Ямайки корабль HMS Dolphin с неким Болтоном, подельником капитана Кидда, спрятавшим «много товаров Кидда на большую сумму»[580]. Находившийся ближе к месту преступления губернатор Ямайки сэр Уильям Бистон послал в погоню за пиратами судно Germoon[581]. Ордер на арест Эвери действовал. Генри Эвери, он же Бриджмен, по-прежнему не попадал под всеобщее помилование для пиратов, желающих стать честными людьми, и это продолжалось и в 1701 году, и далее[582].

Тем временем новоиспеченный агент занимался важной работой, которая не прекращалась вплоть до приведения парламента к присяге в феврале следующего года. Каждый день король пиратов – правда, никто этого не знал – отправлялся в контору почтмейстера Фалмута, чтобы получить от государственного секретаря Вернона информацию, почту и инструкции. Эта корреспонденция имела отметку специальной службы короля и доставлялась пакетботами – самыми быстрыми морскими судами[583].

На следующий день Генри Эвери отправил одно ценное письмо скоростным пакетботом, возвращающимся из Фалмута в Лондон. Только оно предназначалось не для глаз короля. Письмо, написанное шифром, адресовалось преподобному мистеру Джеймсу Ричардсону, библиотека на Ориндж-стрит, церковь Святого Мартина в полях. «Храни Боже», – прошептал Эвери, добавляя его к специальной почте Фалмута.

Глава 16

Фабрика шпионов

Amo, amas, amat, amamus, amatis, amant (я люблю, ты любишь, он любит, мы любим, вы любите, они любят). Почтальон остановился, прислушиваясь к словам, доносящимся из окон школы, и тихонько постучал в парадную дверь. Для него они звучали тарабарщиной.

Преподобный Джеймс Ричардсон увлеченно преподавал классические языки очередной группе учеников. Сегодня зубрили латынь. Пока все шло хорошо. Ричардсон