Собрание произведений в 2 томах. Том I (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

что плодят те ручьи, те ручьи, что безумно и скоро

пишут имя твоё, чтоб читал его вслух и глазами,

но и скорописью не угнаться за мёртвыми — где там!

Камышовым болотцем, удушьем, оврагами, летом

пробивается имя твоё, образуя ландшафты.

〈Ноябрь〉 1963

264

Ещё я свежею печалью

пишу, живу. Ещё, наверно,

дано увидеть над плечами

в снегу Владимирскую церковь

и по зауженным проулкам,

должно быть, выпадет до смерти

шагать бессменным караулом

ненужной памяти вечерней.

И славу Богу!

1963

265

Я, как спора, просплю до весеннего льда,

до ментоловой свежести марта,

когда выгонит в степь, чтобы дальше удрать,

время — лист непросохших помарок.

Когда солнца квадраты, ложась на паркет,

пыль поднимут, как стадо по шляху,

я останусь один там, где царственный кедр,

что ни пень — стародавняя плаха.

И, заткнув топорище за красный кушак,

дровосек, в первородности дятел,

я прикинусь собой и с серьгою в ушах

приценюсь к себе: важно ли спятил?

Там купается соболь в полдневном снегу,

вьются лисы, подобные дыму,

ну а если и впредь я уйти не смогу,

на глаза пятаки положи мне.

Декабрь 1963

266. Охта

Заборы захолустья, за́мки фабрик,

дневной их свет и белые ручьи

сегодня только выпавшего снега

на склоны тихих набережных Охты.

Один я прохожу огромный мост,

всё большее пространство оставляя

там, за собой, где тянутся плоты

запорошённых первым снегом брёвен.

Возможно, что когда-нибудь под старость

я поселюсь на правом берегу,

чтоб видеть баржи в утро ледостава,

расплывшийся под солнцем Петербург.

Декабрь 1963

267

И скорописью не угнаться

за мёртвыми. Свыкаясь, жди.

Виденью лыжника сродни,

петляй по ледяному насту,

где вид застывшего ручья

в себе таит витое имя.

Ночь бденья. Снег идёт. Свеча.

И белым воздухом стоим мы

в открытом зеркале, где час

назад

             юродством сада

являлись: Мысль. Письмо. Свеча.

Потёмки перед снегопадом.

Широкой шторою окна

укрывшись, ждало отраженье.

И зимней форточки свежее

была печаль моя слышна.

И силы не было продлить

письма живого начертанья.

Распад. Свеча. Полжизни. Странник.

Окно. И гласная петли.

〈1963?〉

Другие редакции и варианты

(22)

Где лодка врезана в песок

кормой об озеро стуча,

по складню в маленький лесок

журча струилася моча.

Там я надев очки слепца

смотрю на синие картины

и размышляю о скопца

такой бессмысленной кончине.

(26). Подражание

Жене, нежен, посвящаю

Вега рек на гривах свей,

пряжи пчёл лесных — Онега,

нега утренних церквей

возле кром пустынных брега…

И колеблющимся зноем,

утопив стопы в песок,

Вы стояли ланью бега

там, где Вас бог рек стерёг.

(29)

от неподвижного в камнях

в воде плескалось отраженье

лицо червонного коня

казалось пламенем огня —

за ним смещался оружейник

и жук, виляя шлейфом гуда

летел туда широкой грудью

где над водою стрёкот спиц

на крыльях трепеща повис,

и гор костёр, окаменев,

пилою врезался в сон дев,

когда булыжник тряс повозкой

большие осени церквей

и разноцветных лент полоски

порхали в утренней траве,

и колесо озвучив рань

тянуло след свой в Ленкорань,

за ним ступали два быка

качая сонные бока,

и луг печали разных бед

пас думы вечера скелет

ещё не дрогнули ворота,

чтоб устремились в эту щель

жужжанья шерстяных шмелей,

как стража выкрикнула: «Вот он!»

И там, где в маске Арлекина

над током вод склоняясь длинным

туман зари смотрел щадя

в глаза высокие вождя,

тот быстро мысля: ыть — не ыть,

всем как пятак швырнул «Отыдь!»

«Отыдь!» — он рек семье набега

ладонью облепив копьё,

когда увидел сам, как пьёт

конь лик свой, вздрагивая негой

«Я защищаю свой кумыс!» —

сказал он камень поднимая,

и сотни камнем скрытых крыс

рванулись воскресив Мамая,

из переходов хладных нор

они неслись со свистом орд

коней безумьем заражая

и кони трепетно заржали,

срывая свитые стреноги

и гибель сея урожаю

неслись без цели и дороги,

и встретив за узду коня

он целовал лицо огня,

рисуя скачкой очертанья

макета горного хребта

и повторяя тот же танец

набег рванулся по пятам,

небыстрые теряя тени,

там, где в траве звенели деньги

украсив звонов[50] троп бока

〈Август-сентябрь 1965〉

(29)

Они явились, смерды сами,

красивы белыми конями,

и пищей яростных слепней

стояли, спешившись с коней.

Я не успел озвучить мысль,

для битвы камень подымая,

как сотни камнем скрытых крыс

рванулись, воскресив Мамая.

Из переходов тёмных нор

они неслись со свистом орд,

коней безумьем заражая,

и кони с ужасом заржали,

срывая гордости стреноги,

и гибель сея урожаю,

неслись без цели и дороги!

〈Август-сентябрь 1965〉

(40). Лебедь