Дневник писателя (1880-1881) - Федор Михайлович Достоевский

Я почти уверен, что его не примут нигде и везде засмеют, если только удостоят смеха, но в соображение – о, в соображение, может быть, примут. Именно цели-то веселости преследовали, когда все так хмуро и мрачно.

Окраины все это вздор, все это мелочи и с другого боку, все мелочи, Россия до Урала, а дальше мы ничего и знать не хотим. Сибирь мы отдадим китайцам и американцам. Среднеазиатские владения подарим Англии. А там какую-нибудь киргизскую землю это просто забудем. Россия-де в Европе, и мы европейцы, и преследуем цели веселости. А более никогда и ничего, вот и все…

Я уверен, что он одумается, что от глупых слов своих об окраинах он откажется. При составлении проекта он просто забыл об окраинах и разгорячился, когда его застали врасплох, но в идее его все-таки есть нечто и т. д., то есть, конечно, его проект вздор, и какой смешной.

И в веселости идея, и в невинности идея, и во всем вместе – идея. //

Проект. Но… Идея веселости и идея невинности – это, так сказать, уже указание или даже пророчество некоторой высшей политики. Конечно, у него глупо, и он ничего не сумел выразить, но… Я уверен, что проект его и т. д. Я почти уверен…

Финансы. «Страна»: научить народ его правам и обязанностям. Это они-то будут учить народ его правам и обязанностям! Ах мальчишка!

(Цинизм, отчаяние, правды нет, пьянство – что было бы с народом, если б у него не было религии? А что было бы? Тогда бы начали учить его правам и обязанностям. Да он бы удавился!)

Финансы. Освежите этот корень – душу народную. Это великий корень. Этот корень начало всему.

Финансы. А Россию-то подгоняют: почему это она не Европа? Да как это она не Европа, да зачем это она не Европа? Решено, наконец, и разрешен вопрос: оттого-де, что не увенчано здание. И вот все до единого кричат об увенчании здания. Механические успокоения всегда легки[91] и приятны. Оттого-де, что не увенчано здание, оттого Россия и не Европа, а стало быть, нечего вдумываться и нечего тревожиться: увенчать здание, и станет Россия сей же час в Европе. Главное и приятное в этих механических успокоениях то, что думать[92] ни о чем не надо:

Мы верно уж поладим,

Коль рядом сядем.

Наладила сорока Якова. А что коль вы в музыканты-то еще не годитесь? Обвинять-то, отрицать-то вы годитесь, говоря что угодно. А дай-ка вам самим что-нибудь сделать: господи, что это будет! Говорильня-то будет, в этом // сомнения нет. Но из белых жилетов выработается лишь сия говорильня, а дела все-таки не будет: вот кричат о сокращ<ении> 50 000[93]. Выработался тип говоруна. Выходит, например, сановник и говорит собравшимся подчиненным: господи, что иной раз говорит! Сядет перед вами иной передовой и ведущий и тоже начнет говорить: ни концов, ни начал, дурман. Часа полтора говорит. Этот тип выработался. Этот тип народившийся еще не затрагивали. Много не затронула еще художественная литература наша и проглядела. Ужасно отстала. Все типы тридцатых, сороковых (и много-много начала шестидесятых[94]) годов.

Финансы. Тогда только, когда дух народа успокоится в правде и видя правду.

Проект. Ведь рано или поздно, а к этому должно прийти, то есть к веселости и невинности, иначе съедят. Не за европейцев, а за татар нас Европа принимает. Затей с нами войну Бисмарк… Бисмарк? Никогда: мы ему[95] нужны для Франции.

Э, вздор какой! Ну да, положим, нелепость, пусть нам Бисмарк объявит войну: кто будет его первым союзником? Тот же Гамбетта, та же Франция…[96] уверяю тебя.

Финансы. И… поворачивать к оздоровлению корней, тут сеять деньги, тут удобрять. Иначе…

Да что же тут нового? (Засмеются.) Да нового тут, пожалуй, нет ничего, кроме разве одного, но об этом скажу уж в конце статьи… А теперь к делу.

Где же корни? Да, например, самый народ и душа его. Вот корень, самый первый и самый драгоценный.

Дайте ему свободу движения и внедрите в душу его, что правда есть в русской земле и что высоко стоит ее знамя… и многое, чего даже и не ожидаешь, не видишь и не предполагаешь, совершится и финансы ваши пойдут по маслу…

Бог и царь ее держит. Не заслоняйте от народа царя. //

Финансы. Как прочли им… Коль читают, значит, что-нибудь будет…

Превратные мысли: даром возьмем.

Явятся только комиссии для сокращения комиссий.

Пусть станет нам самим дорог рубль – и вы увидите, как он тотчас же станет дорог и на европейском рынке и подымется ему цена в один миг, и безо всяких внешних займов.

Податная система (изменения). Все это очень полезные, положим, лекарства, но механические, пора начать и с других, высших.

Россия вся для себя, а не для Европы.

Россия хоть и в Европе, но Россия и Азия и это главное, главное.

Крутые меры, крутые решения. Угрюмая экономия.

Азия. Да, Восточный вопрос разрешится сам собою. В сущности Восточный вопрос для нас теперь и не существует. Мы решим его вдруг, в грядущие времена, выберем минутку такую в Европе, вроде франко-прусской войны, и когда притом сама собой затрещит Австрия. Потому что там тоже все решится само собой, помимо всех соображений и всех Бисмарков. Только бы нам не ввязываться, о, только бы нам не ввязываться, то есть спасать порядки и проч. Трещите себе, валитесь – а мы тем временем станем твердо и остановим волну именно тем, что стоим твердо. Только стоим. И тем только, что мы стоим, что мы есть, и спасем европейское человечество! Но эту басенку мы еще поясним впоследствии. «Что радикальные потребны тут лекарства».

Сами запросятся в чиновники и станут тянуть к тому.

Да вы-то кто? Разве вы не дети чиновников и не внуки их? //

Финансы. К оздоровлению корней – это можно приступить, и определить даже на то миллион-другой в год – на том ревизию устроить, комиссию составить для исследования способов к оздоровлению корней, и подкомиссию для собрания сведений, а так чтобы все бросить и только о корнях думать, нет, это нельзя. Ибо теперь нечто,