У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г. - Альманах Российский колокол

Когда я перешла в третий класс, мы с родителями на полгода переехали жить на стадион «Красное знамя» на Плющихе. Мама с папой там с утра до вечера работали тренерами по фигурному катанию, и им выделили на зимний сезон комнату в шесть квадратных метров в бараке при стадионе. В школе, куда я пошла, почти у всех учащихся отцы были офицерами, которые работали, учились или преподавали в военной академии имени Фрунзе. Они жили в многоэтажном общежитии с окнами, выходящими на большой двор или на сквер со старыми липами.

Наша учительница Лариса Венедиктовна, молоденькая, но уже очень строгая, задала ученикам домашнее задание нарисовать вид из своего окна. И я честно изобразила карандашами в альбоме то, что видела: забор, чуть припорошенный снегом. Действительно, в одном метре перед нашим единственным окошком стоял обычный деревянный коричневый забор, и ничего, кроме него, не было видно – даже краешка неба. Учительница поставила мне двойку и ещё при всех отругала, сказав, что такого не может быть, и что я издеваюсь над ней, и что косые и поперечные линии забора я не нарисовала, а прочертила по линейке, а это недопустимо. Я расплакалась от такой несправедливости.

Потом в пятом классе мы переехали в новую свою двухкомнатную квартиру – родители купили кооператив в Измайлово на 11-й Парковой. У нас с сестрой была своя комната, и из окна с балконом был виден такой же, как наш, шестиэтажный дом из силикатного кирпича. В нём жила моя подруга Лена Винницкая, и мы часто очень весело перекликались друг с другом с балконов. Правее этого дома проходила улица, а дальше простирались пустыри со стройками и горами из тяжёлого песка, в котором школьники любили рыть тоннели и пещеры. Однажды там произошёл страшный несчастный случай. Одного мальчишку из нашего класса засыпало насмерть. Его хоронила вся школа. Гроб с рыжим Гошкой поставили во дворе. Меня, как и других пионеров, учителя заставили стоять в его изголовье в почётном карауле. Было так страшно, и хотя я старалась не смотреть на лицо в гробу, не выдержала и в слезах убежала домой. Потом мёртвый рыжий Гошка мне мерещился, и я неделю боялась спать и среди ночи просилась к родителям.

Постепенно все пустыри застроились домами, а во дворе подрастали высаженные новосёлами деревья.

Потом я вышла замуж, и прожила год на Краснохолмской набережной в большом красивом доме на восьмом этаже с видом на Москву-реку и на Замоскворечье. Несмотря на такой прекрасный вид из окна, я там была очень несчастна.

Я развелась, влюбилась опять, и мы с мужем купили кооперативную квартиру в Люблино – в новом блочном доме на Совхозной улице. Из всех трёх окон нашей квартиры можно было рассмотреть грядки совхоза и хлев, где мирно хрюкали свиньи. Иногда часов в шесть утра весь дом просыпался от душераздирающих криков. Это закалывали свинок, а потом тут же свежевали и разделывали. На горизонте через нижние поля аэрации возвышались вечно дымящие трубы нефтеперерабатывающего завода в Капотне, и небо на востоке всегда озаряли разноцветные горящие факелы. Затем на месте совхозных грядок с хлевом построили школу, детсад и панельные дома.

Шли годы, вид из окна не менялся, и казалось, что это навсегда, поскольку поменяться оттуда не было никакой возможности, не только из-за близости факелов Капотни и полей аэрации, но и потому, что ближайшая автобусная остановка называлась «Литейно-механический завод»…

Ой, я забыла! Ну, конечно же, через три месяца, как мы въехали в новую квартиру в Люблино, муж устроился в Гидропроект, чтобы заработать денег на обстановку квартиры и вообще. Нас отправили в командировку на год в Киргизию на строительство Токтогульской ГЭС. Посёлок Кара-Куль – вот где был самый изумительный вид из окна! Горы сказочной красоты совершенно нереальных цветов: лиловых, розовых, сиреневых, фиолетовых оттенков. В моё окно на пятом этаже панельного дома смотрела сама вечность – величие, гармония и масштаб завораживали. До Киргизии я не верила, что Рерих писал реальные Гималаи, а не фантазии. Да, а в панельный дом нас поселили в порядке поощрения. С мая по январь мы жили на Жёлтой улице в деревянном одноэтажном домике с двумя практикантками из Ростова. Воду в колонку во дворе подавали утром, в обед и перед сном. Помню, как я приходила в обед домой, набирала в вёдра и тазы воду, снимала ситцевое голубое с белыми цветочками платьице, стирала его под струёй из колонки, вешала на верёвку, за полчаса оно высыхало, и я шла в нём на работу. – Такая стояла жара! Постельное белье ходили полоскать на горное озеро. Муж подальше заплывал с пододеяльником, а я кричала ему: «Лучше полощи, лучше!» Окно нашей комнаты смотрело на персиковое дерево, низкий штакетник и снежные вершины Тянь-Шаня. Мы всё лето ждали, когда созреют персики, и договорились поровну разделить урожай, но каждый из нас украдкой срывал недозрелые душистые плоды и в тайне поедал. Зачем? Ведь на рынке было полно спелых фруктов, и каких!

Как я могла такое забыть?! Там, в Кара-Куле, я научилась закручивать консервы из пахнущих травой овощей, варить абрикосовое варенье с орешками и готовить настоящий плов по-киргизски из свежего барашка. Это осенью, а в конце зимы и весной от отсутствия продуктов приходилось печь на хлопковом масле пирожки с луком из серой муки. Ну и что, но зато в апреле склоны гор алели маками, и перед окном конторы, в которой мы работали, зацветал миндаль. Красота!

Но, но… Да-а, я ужасно там скучала по Москве, и когда к январю мы с мужем накопили много отгулов за работу в выходные дни, то приехали один раз на недельку в грязную, дождливую Москву подышать родным сырым воздухом. В мае командировка закончилась, и мы вернулись к себе в Люблино, к привычному виду из окна: школа, детсад, панельные дома, горящие факелы завода в Капотне. Казалось, это будет длиться вечно!

Потом произошло чудо. Наступила перестройка. По проекту мужа построили многоквартирный дом, и мы переехали в очень хорошую новую квартиру у метро «Щукинская». Напротив окон нашей спальни стоял облезлый девятиэтажный дом, хотя он и раздражал меня обстроенными, как курятники, заваленными всякой «нужной» дрянью балконами, но за ним проглядывалась полоска поля Тушинского аэродрома и небо. Из окна в ясную погоду часто можно было наблюдать, как в вышине пролетают самолёты, а за ними один