У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г. - Альманах Российский колокол

– Через два дня, в полнолуние… – задумчиво произнёс Сандулов. – Мне в голову пришла великолепная мысль… А сейчас расскажи какую-нибудь историю. Мне необходимо отдохнуть после тяжёлого дня…

…Давным-давно, когда ничего не было, существовал лишь бескрайний и бездонный океан. Этот океан назывался Нун. Его окаменевшие холодные воды, казалось, навечно застыли в неподвижности. Проходили тысячелетия, а океан оставался неподвижным. Но однажды свершилось чудо. Вода вдруг заплескалась, заколыхалась, и на поверхности появился великий бог Атум.

– Я существую! Я сотворю мир! – громко закричал он. – Нет у меня отца и нет матери, я – первый бог во Вселенной, и я сотворю других богов!

Атум оторвался от воды, воспарил над бездной и, воздев руки, произнёс волшебное заклинание. В тот же миг раздался оглушительный грохот, и среди пенных брызг из пучины вырос холм Бен-Бен. Атум опустился на холм и стал размышлять, что ему делать дальше. «Я создам ветер, – так размышлял Атум. – Без ветра этот океан вновь замрёт и останется навсегда неподвижным. И ещё я создам богиню дождя и влаги – чтобы вода океана подчинялась ей».

И Атум создал бога ветра Шу и богиню Тефнут – женщину с головой свирепой львицы. Это была первая божественная пара на Земле.

Но тут случилось несчастье. Непроглядный мрак всё ещё окутывал Вселенную, и в темноте Хаоса Атум потерял своих детей. Сколько он ни звал их, оглушая водную пустыню плачем и стенаниями, ответом ему было безмолвие.

В полном отчаянии Атум вырвал свой Глаз и, обращаясь к нему, воскликнул:

– Глаз мой! Сделай то, что я тебе скажу. Иди в океан, разыщи моих детей – Шу и Тефнут и верни их мне.

Глаз отправился в океан на поиски, а Атум уселся и стал дожидаться его возвращения. Потеряв, наконец, всякую надежду вновь увидеть своих детей, Атум закричал:

– О горе! Что же делать мне? Мало того, что я навеки потерял детей, я вдобавок ещё лишился Глаза!

И он создал новый Глаз и поместил его в свою пустую глазницу.

А старый верный Глаз, посланный богом Атумом, после многолетних поисков всё-таки нашёл их в океане.

Едва Шу и Тефнут ступили на холм, бог бросился им навстречу, чтобы поскорей их обнять, как вдруг старый Глаз, весь пылая от ярости, подскочил к Атуму и гневно прохрипел:

– Что это значит?! Не по твоему ли слову я отправился в океан Нун и вернул тебе потерянных детей! Я сослужил тебе великую службу.

– Не гневайся, – сказал Атум. – Я помещу тебя на лоб, и ты оттуда будешь созерцать мир, который я создам, будешь любоваться его красотой. Но оскорблённый Глаз не желал слушать никаких оправданий. Стремясь во что бы то ни стало наказать бога за предательство, он превратился в ядовитую змею кобру. С угрожающим шипением кобра раздула шею и обнажила смертоносные зубы, нацеленные прямо в Атума. Однако бог спокойно взял змею в руки и поместил к себе на лоб. С тех пор глаз-змея украшает короны богов и фараонов. Называется эта змея урей…

Мурка хотела продолжать, но Сандулов уже крепко спал, и она умолкла…

…Следующее утро Сандулов начал с того, что достал старую записную книжку и начал листать страницы. В книжке было множество телефонов, записанных ещё со времен работы в газете. И среди давно ненужных, но невычеркнутых из-за лени, мыслей, что когда-нибудь пригодятся, или по какому-то другому поводу, он, наконец, нашёл, что искал. Потом взял телефон и позвонил.

– Хэллоу, Мишель Гомес, «Fox News», – ответил знакомый голос.

– Здравствуй, дорогая, – сказал Сандулов.

– Оу, неужели Айгор Сэндулоф?

С Мишель Гомес, репортёром «Fox News», Сандулов был знаком много лет, давал ей немало сенсационных материалов о русской общине города, в которую её обитатели старались не пускать чужаков, решая свои дела тихо, без посторонних. Поэтому знал, что она не откажет.

– Могу предложить фантастически громкую сенсацию, – сказал он. – Уверен, тянет на Пулитцеровскую премию!

– Быстро рассказывай, – отозвалась Мишель. – Что должна сделать?..

Следующий звонок он сделал журналисту «Нью-Йорк Таймс» Рику Демпси, с которым сошёлся по причине любви к «Никс». Иногда, пересекаясь с Риком и заказав в ирландском пабе в нижнем Манхэттене по две кружки темного «Guinness», они, в основном, говорили о шансах баскетбольной команды и её игроках. И, может быть, поэтому, Рик без лишних вопросов согласился…

Мурка растянулась на диване и с любопытством смотрела на Сандулова. Придвинув стул, он достал с антресолей, забитой архивом – номерами газеты, в которой работал, трубу. Эту трубу он лет шесть-семь назад раскопал на блошином рынке в груде старых поломанных телефонов, древнего телевизора и испорченной микроволновки. Труба была почти новой, и, когда Сандулов взял её в руки, солнечный зайчик весело заскакал по серебристому раструбу.

– Двадцать пять долларов, – сказала пожилая афроамериканка. – Это хорошая труба. На ней играл племянник, пока не умер от передозировки…

Труба оказалась действительно неплохой. Иногда, беря её в руки и вспоминая институтский ВИА, в котором когда-то играл, Сандулов прижимал мундштук к губам, и труба звонко вырёвывала любимый мотив, от которого кружилась голова и верилось, что вот-вот придёт настоящая любовь, которую он ждёт всю жизнь…

Мир не прост, совсем не прост,

Hельзя в нём скрыться от бурь и от гроз,

Hельзя в нём скрыться от зимних вьюг

И от разлук, от горьких разлук.

Hо кроме бед, непрошенных бед,

Есть в мире звёзды и солнечный свет,

Есть дом родной и тепло огня,

И у меня есть ты у меня…

Всё, что в жизни есть у меня,

Всё, в чём радость каждого дня,

Всё, о чём тревоги и мечты,

Это всё, это всё ты…

…До полнолуния оставалось полтора часа, и вроде всё было сделано, как надо. Сандулов достал листок бумаги, ещё раз просмотрел зачёркнутые строчки: «Сообщить точное место встречи м-ру Блэкмонту из мэрии, Мишель и Рику из “Fox News” и “Нью-Йорк Таймс”». Их согласие было получено, и Сандулов был уверен, что придут…

…Мурка и её телохранители, удобно развалясь, дремали на сиденьях сандуловского джипа. И лишь подъехав к реке, взяв в руки аккуратно замотанную в старый свитер трубу, выходя