Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья - Федор Сергеевич Корандей

длинненькие такие, они лежали у меня в кучке, думали, увезем, когда будет дорога… А люди внезапно абсолютно стали использовать это как материал для выкладывания надписей. И это сперва было что-то хаотичное, или имя чье-нибудь с фамилией, а сейчас там вообще прикольно стало, потому что люди стали выкладывать желания – счастья, любви, водительского удостоверения… [археолог, Курган, 26.06.2021]

Археологические места – еще один характерный вид мест Урало-Сибирского региона, в силу своей специфики проявляющихся в обыденном ландшафте особым образом. Древности, сотни и тысячи лет тайно хранящиеся в земле, возвращаются в мир благодаря инфраструктуре археологического знания – университетам, музеям и множеству профессионалов, систематически исследующих ландшафт как в фундаментально-научных, так и в хозяйственно-договорных целях (юридические нормы и хозяйственные практики, делающие археологов неотъемлемой частью строительного процесса, создают особую профессиональную экономику и сами по себе достойны отдельного исследования).

Число выявленных и внесенных в министерский реестр археологических памятников – производная этой экономики, напрямую связанной с формированием региональных школ археологии. Насколько нам известно, сводных исследований динамики роста числа выявленных археологических памятников на юге тюменского региона не существует, но, к примеру, исследователи древностей археологического микрорайона в 500 квадратных километров, расположенного вокруг Андреевского озера в окрестностях Тюмени, подсчитали, что за период с 1995 по 2012 год, когда в регионе сформировалась полноценная инфраструктура археологического знания, появилась университетская научная школа, давшая свои плоды, только на этой, весьма небольшой в масштабах региона, территории число известных археологических объектов выросло со 134 до 366, то есть было открыто 232 памятника [Зах 2014: 6].

Археологические памятники как таковые – не только феномен порождающего их академического контекста, не только часть мировой истории, не только место памяти, вокруг которого может выстраиваться местная идентичность, но в первую очередь юридическая категория. Характерный анекдот, рассказанный в нашем присутствии одним из областных чиновников, занимающихся охраной археологического наследия, повествует о представителях индигенной общественности, пожелавших перевести – очевидно, для большей сохранности – находившийся рядом с селом курган, переосмысленный местным сообществом как память предков, в категорию археологических памятников. «Вы что, хотите, чтобы его срыли?» – сказал им государственный служащий. «Археологические памятники изучаются путем разрушения. Если сделать ваш курган памятником, археологи смогут устроить там раскопки» [полевой дневник, Тюмень, 12.12.2022]. Характерной чертой археологического ландшафта является его невидимость для профанов, отсылающая к одной из основных тем этой книги – проблеме видимого и скрытого в повседневном ландшафте (см. главу 11). До последнего времени, вероятно, чтобы уберечь древние погребения и святилища от разграбления, границы и координаты памятников, выявляемых или ставящихся на учет, не предавались гласности, хотя сами профессионалы утверждают, что кому-кому, а «черным археологам», неприметным людям с металлоискателями, убегающим при вашем появлении на лесной поляне, в отличие от всех остальных, эта информация хорошо известна [интервью с археологом, Тюмень, 12.12.2022]. «Все остальные» – это, как выясняется из наших интервью, касается и экономических агентов, старающихся работать в реальном секторе на легальных основаниях, – иногда оказываются заложниками этой профессиональной секретности, в последний момент обнаруживая на своем участке «археологию».

Выдающиеся археологические памятники, выходящие, как правило, благодаря усилиям тех же археологов, в полноценную публичную сферу, становятся археологическими местами (курсив наш), мгновенно оплетаясь повседневными смыслами, аффектами и практиками населения, далекого от академических дискуссий. Место в его полноценном виде – это всегда конфликт или консенсус. В 2020–2021 годах, в разгар пандемии, мы изучали ситуации переосмысления статуса места, инициированные открытием археологического музея под открытым небом «Савин-1» (Белозерский район Курганской области) и природно-туристического комплекса «Морелеса» (озеро Ипкуль, Нижнетавдинский район Тюменской области). В написанной по итогам этого исследования большой статье для «Этнографического обозрения» [Корандей Агапов 2023] мы попытались представить картину «мексиканского противостояния», возникающего в момент, когда археологическое место на периферии крупного города вдруг попает в силовые поля городской экономики. Обнаруживая в ландшафте новый феномен наследия, разные общественные группы – сами археологи, бизнесмены, жители окрестных деревень и представители новых религиозных движений – по-разному прочитывают его значение, декларируют права на распоряжение этой ценностью, вступают в конфликты и альянсы. Как и во многих других случаях, метанарративом этой истории, спускаемым, как правило, сверху, становится «ресурсное» прочтение места, трактующее новый его аффорданс в терминах коммодификации, трансформации в туристический продукт. Следуя начальственному императиву, местные агенты, для которых коммерческая деятельность как таковая не является основной, пытаются, в меру сил своих, справиться с этой задачей, формируя в своем соперничестве-сотрудничестве специфическую материальную среду, отражающую не столько конкуренцию коммерческих проектов, сколько конкуренцию режимов наследия, мировоззрений, которые не строятся на чисто товарных отношениях.

За время нашего исследования «Савин-1», энеолитическое святилище, раскопанное в 1990-х годах, на базе которого курганские археологи при поддержке Фонда Президентских грантов создали в 2020–2021 годах музей под открытым небом, превратился из слабо выраженного в рельефе горизонтального холма в частокол хорошо заметных издалека деревянных вертикальных объектов. Прогуливаясь по реконструкции этого вудхенжа в компании с ее инициаторами, мы слышали множество анекдотов, повествующих об агентности этой поднявшейся над степью материи. Материальность современного Савина как ландшафта и места отражает конфликты разных представлений о наследии и строится вокруг обещания инфраструктуры [The Promise 2018], возводимой в Белозерском районе совместными усилиями нескольких участников – археологов, областных и районных властей, а также местного бизнеса. Похожие процессы, хотя и в менее отчетливо выраженном виде, мы видели в формирующемся ландшафте природно-туристического комплекса «Морелеса», создатели которого, в условиях пандемии обратившиеся к внутреннему туризму, занимались в этот период внедрением на рынок нового для региона формата глэмпинга – модульного отеля на природе. Обращаясь к материалу характерных для пешеходного интервью нарративов, посредством которых наши информанты – в данном случае инициаторы процесса – представляли нам трансформирующийся ландшафт археологического места, мы бы хотели обсудить ниже специфические материальные формы его трансформации, связанные со стоящими за ними идеологиями наследия, ставшие «неожиданными» последствиями возведения туристической инфраструктуры.

«Вторичная» сакрализация: «переосмысленный» строительный мусор

Центральным «неожиданным» последствием, который запустила трансформация Савина в музей под открытым небом, стала спонтанная сакрализация пространства. По свидетельству наших собеседников археологов, поток посетителей, некоторая часть которых, очевидно, ощущает в ландшафте энеолитического святилища возможности для манифестации религиозного чувства, с самого начала работ по реконструкции принялся преобразовывать пространство в ритуальное. Становясь общественным пространством, холм больше не является ни скрытым от профанов пространством профессиональной деятельности археологов (taskscape) [Tilley Cameron-Daum 2017], ни хорошо известным только местным, связанным с местом отношениями глубокого знакомства, «местом сопричастности» (fields of care) [Tuan 1979: 412–419].

Сакрализация пространства – в терминологии наших информантов «вторичная сакрализация» – характерный процесс, осмысляемый как неизбежный и закономерный.

Это необходимое зло, или даже не зло, а такая тень нашей работы, которая может быть даже больше