Провоцирующие ландшафты. Городские периферии Урала и Зауралья - Федор Сергеевич Корандей

сохранении этой системы в терминах ее собственной логики развития, т. е. не с командно-административных позиций, а антропологически? Впрочем, это важно и для управленцев. Когда «региональное руководство выбирает направление развития сельских территорий, не учитывая сложившуюся социально-экономическую ситуацию на муниципальном уровне и особенности развития сельских поселений», эффективность управления снижается [Тихий 2021: 232].

Илл. 10.1. Пункты, упомянутые в тексте главы 10

Ниже мы развиваем некоторые идеи, находящиеся на стыке градостроительной теории, или урбанистики, психологии восприятия и теории культуры. Мы считаем, что необходимо отойти от формализованного взгляда на поселение как заведомо статичную единицу, вписанную в систему расселения района, области или региона; согласиться с мыслью в духе Джейн Джекобс или Кевина Линча о том, что «город – это горожане», а село, соответственно, селяне, их образ жизни, сценарии, траектории; обратить внимание на то, как перекликается эта максима с гибсоновским мышлением об аффордансах как постоянной и неразрывной связи живого существа с окружающим миром; не забыть при этом о конкретной материальности форм сельской жизни, протекающей в конкретных ландшафтах; не пытаться выделить из всего множества поселений разного размера и функций: лесодобывающих, аграрных, скотоводческих, промышленных и т. д. – некоторый «идеальный тип» села, но всегда учитывать их индивидуальные характер, историю, специфику пространственной и визуальной организации. Получится ли у нас соответствовать этим идеалам полностью, неизвестно, но пусть, кто может, сделает лучше.

Перечисленные исследовательские установки полезны хотя бы потому, что единой методологической основы у рассматриваемой темы, на мой взгляд, не существует; каждой теории или подходу свойственен естественный для них уровень абстракции, препятствующий полноте взгляда на конкретное место. Так, урбанисты, как правило, не распространяют идеи об оптимальной системе расселения, например теорию центров В. Кристаллера, на внутреннее устройство сельских поселений. Или, наоборот, стандартная установка градостроителей на развитие интенсивных внутригородских связей не распространяется выше, на мезо- и макроуровень. Реальная жизнь сложнее аналитических редукций – мы не можем считать разделения между масштабными уровнями объективно существующими. Скорее, наша аналитическая рамка работает так, как работают камеры, плавно переводящие фокус от крупного плана к общему и наоборот: любой центр большего масштаба организует систему так, что в ней появляются более мелкие центры, которые его поддерживают. В масштабе этого текста под центром понимается прежде всего физический и административный центр поселения, однако центром также может быть и само поселение как центральное место какой-либо системы уровнем повыше, или – уровнями пониже – перекресток как место встреч и общения, печь как смысловой центр избы или усадьбы и так далее. И для исследовательского, и для проектного взгляда на центр поселения очень важно видение целого в его связи с другими единицами, в осознании его первичности по отношению к составляющим частям.

Интерпретаторы теории центров зачастую забывают об ее системном характере [Salingaros 2016: 221] и не принимают во внимание связи как важнейший компонент и условие жизнедеятельности системы. В отличие от О. В. Вихрева и его соавторов, мы говорим здесь не о номинальном наборе единиц (школа, больница, т. п.), выполняющих функцию центра, а о реальных центрах, формируемых траекториями тех, кто передвигается в ландшафте [Вихрев 2016: 31]. Центр не провозглашается, им невозможно стать автоматически, он – как, собственно, и все остальное – формируется связями, предопределяется ими [см.: Шелудков Орлов 2019]. Где связи плотнее, там и центр.

Если полагать, что поселенческий центр имеет социальную природу, то самыми существенными связями из всех наблюдаемых становятся непосредственные связи между людьми, а самым существенным аффордансом среды – место или объект, которое активизирует, провоцирует, генерирует эти связи. Действия человека, который приходит к памятнику воинской славы, чтобы погнать домой пасущуюся поблизости козу, не способствуют усилению этого места в качестве центра. Памятник в этой истории – случайность, козы пасутся не только у памятников. Между тем скот, пасущийся у подножия стелы или скульптуры, маркирующих официальный мемориальный центр поселения, – часть повседневной картины жизни множества российских сельских поселений, в том числе уральских. Дело, конечно, не в этике отношения к прошлому. Скот, пасущийся в официальном, имеющем в определенных контекстах высокое символическое значение, центре поселения, маркирует отсутствие определенного аффорданса, обозначает тот факт, что место не является центром поселения, который соответствует природе этого поселения с точки зрения реальных коммуникаций. Сельские мемориальные стелы и прилегающие к ним территории не являются пространством активных повседневных коммуникаций, о чем наглядно свидетельствуют фотографии зимнего периода (илл. 10.2).

Илл. 10.2. Село Мраморское, Полевской район Свердловской области. Центральная часть селения. Фото автора, 2023

В контексте того, о чем мы пишем, крайне важно, что Дж. Гибсон подчеркивал первенство когнитивной, информационной составляющей в теории аффордансов: человек действует продуктивно, когда для него понятно его окружение; понятным оно становится, если его структура легко фиксируется, распознается, кодируется, отвечая сложившемуся в ходе эволюции устройству мозга и сознания [Salingaros 2016: 202].

Дж. Гибсон писал о модели «непосредственного восприятия», согласно которой мгновенное распознавание объектов обусловлено соответствующей «настройкой» мозга на определенные, фрактальные по своей природе структуры[14]. Такое распознавание вызывает положительный эмоциональный отклик, в то время как объекты, не имеющие подобного соответствия, отсеиваются восприятием [Гибсон 1984, с. 28, 348].

Этот факт позволяет скорректировать принципы топологического подхода, используемого сегодня в разных областях науки и имеющего потенциал при изучении расселения. Топология представляет собой метод выявления постоянного, относительно неизменного в объекте содержания на основе обобщения эмпирических данных. Постоянно меняясь, объект, например, такой как город, территория и т. п., тем не менее продолжает сохранять структурные качества, обеспечивающие его самотождественность и поддерживающие устойчивость составляющих его элементов, в т. ч. пространственных и ландшафтных. Метод обеспечивает системное видение пространства в его временных изменениях и при этом не требует разделения целостных элементов на собственно поселенческие, рельефные, климато-географические и т. п. характеристики.

В устойчивом (гармоничном, «живом» и т. п.) поселении культурный ландшафт не «нанизывается» на естественную среду, которая воспринимается в качестве его основы [Лекомцев 2012: 112], а составляет с ней единое целое, формирует своеобразную мембрану, «место встречи» природного и человеческого во всем их разнообразии[15]. Помимо того, что поселение представляет собой закономерности, объективно сложившиеся в связи с ландшафтом, растительностью, другими природными структурами, мы также должны говорить о глубинном соответствии этих закономерностей включенному в их систему человеку, формирующему сеть контактов с другими людьми, а также способности этого человека разными способами воспроизводить вышеупомянутые закономерности, сохраняя при этом с ними единство и гармонию. (При этом, разумеется, существуют еще и «внешние» экономические и политические факторы, которые создают условия для переселения, но не определяют выбор места как такового.)