Часть 4. Приполярный Урал. Саранпаульская экспедиция - Александр Викторович Виноградов

В Североуральск мне надо было не только по производственным делам, но и по личным. Нина была в положении, и для безопасности родить надо было там, где была более или менее приличная медицина. В Североуральске с этим было неплохо. Я попросил маму, чтобы она приняла Нину к себе на это время – она без возражений согласилась. Вскоре я уже был в Тюмени, в управлении. Там опять шли какие-то разговоры о смене у нас руководства. Я не стал выяснять детали и быстренько вылетел в Берёзово, а оттуда домой.

Прошло всего 4 месяца работы Морозова В.Н., но он уже успел кое-кого привезти в экспедицию из старых своих знакомых из Ново-Алексеевки. Приехал главный бухгалтер экспедиции Троицкий С.А., такой же глубокий пенсионер-одуванчик, как и он сам, но чрезвычайно грамотный специалист. Приехала и семейная пара средних лет – Манаковы: она начала работать начальником планового отдела экспедиции, как и раньше в Ново-Алексеевке, а он стал у нас начальником буровой партии, хотя в 101-ой экспедиции был её техруком. В бурении он разбирался слабо, так как прежняя его экспедиция занималась, в основном, горными работами. Однако ж жена его была весьма грамотным экономистом.

В ближайший выходной день, на очередных вечерних посиделках у Морозова, я заметил, что хозяин начал непочтительно отзываться об Эрвье, что-то говорил о его ошибках. Я не мог понять, в чём тут было дело. Оказалось, что пока я ездил на Урал, начальник слетал в управление, в Тюмень. Мне неизвестно, с какой целью он ездил, но Эрвье Ю.Г. там его не принял. Люди с опытом Морозова за свою нелёгкую жизнь научились распознавать свою будущность не только по взгляду, но даже по малейшим косвенным нюансам в поведении своего прямого руководителя. В данном случае, это был не косвенный нюанс поведения, а выражение прямого неудовольствия. И Морозов тут же сделал правильный вывод, что дни его в Саранпауле сочтены. Для меня до сих пор его снятие является загадкой. Он не наделал грубых ошибок или проколов, да просто и не успел это сделать за 4 месяца работы. Правда, достижений особых тоже не было. Строительство базы продолжалось. Сдали в эксплуатацию здание новой конторы экспедиции. Строилось жильё. Низкую результативность поисковых работ ему тоже нельзя было поставить в вину. А может, тут повлиял организаторский зуд геологической службы по твёрдым полезным ископаемым или что-то другое, неизвестное мне.

Вскоре в Саранпауль прилетел начальник Тюменской геологической экспедиции Шалавин Михаил Владимирович, который и привёз все необходимые организационные приказы из управления. По одному из приказов Саранпаульская экспедиция ликвидировалась, а на её месте оставалась в том же составе Саранпаульская группа партий с непосредственным подчинением не управлению, а Тюменской геологической экспедиции, которая много лет существовала в Тюмени, располагалась в п. Парфёнове и занималась разведкой стройматериалов и прочей мелочи. Шалавин был недавно назначен её начальником, а главным инженером туда был переведён с Полярно-Уральской экспедиции С.Г. Караченцев. Начальником же Саранпаульской группы партий был назначен Кобозев Н.В., возглавлявший до этого СПТУ геологоуправления. Акт приёма-передачи был составлен и подписан за пару дней, и Морозов В.Н. с маленьким чемоданчиком полетел в Тюмень – у него было желание встретиться там с Эрвье, но, насколько я помню, он его не принял опять.

Рис. 46: Шалавин М.В.

На другой день после отлёта Морозова меня вызвал Шалавин и велел доложить состояние дел по всем партиям, ведущим буровые, горные или буровзрывные работы. Главного инженера у нас не было со времён Дроздова, поэтому ответчиком был я, как заместитель, хотя и официально только по буровзрывным работам. Я ему детально всё рассказал, показал проблемы и возможные пути их решения по этим видам работ. Он меня внимательно выслушал. Потом сказал, что предлагает мне стать техническим руководителем Саранпаульской группы партий. Я согласился, и через полчаса он подписал приказ на моё назначение.

Вообще Шалавин М.В., как руководитель и человек, произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Это был крупный по габаритам человек, очень живой собеседник, прекрасно владеющий устной речью. Фамилию эту я, безусловно, знал. И она была неразрывно связана с историей поисков нефти и газа в Тюменской области. Впервые я услышал и запомнил эту фамилию в 1960 году, ещё работая в Североуральске, когда в Шаимской экспедиции была открыта самая первая нефть Сибири. Он был тогда начальник этой экспедиции. В 1953 году, когда в Берёзово ударил первый газовый фонтан, он занимал должность главного геолога Тюменского геологоразведочного треста, позднее реорганизованного в геологическое управление. Однако в некоторых публикациях тех лет авторство открытия газа приписывалось только начальнику Березовской нефтеразведки А.Г. Быстрицкому. И события, якобы, происходили следующим образом. Баржа с буровой установкой не могла причалить в районе п. Берёзово в заранее намеченную точку для бурения скважины. Подходящее место оказалось на 3 км дальше. Тогда Быстрицкий дал радиограмму в Тюменский трест с просьбой разрешить выгрузку и заложение скважины в 3 км от намеченной точки. И Шалавин М.В. категорически запретил это делать. Но Быстрицкий, несмотря на запрет, всё-таки сместил точку заложения, и скважина дала первый газ в Западной Сибири. Кстати говоря, скважина, пробурённая позднее на первоначальном месте, оказалась пустой. Можно констатировать, что вынужденный перенос точки заложения первой скважины ускорил процесс открытия этой гигантской нефтегазоносной провинции.

Как раз весной этого же года группе руководителей и специалистов управления была присуждена Ленинская премия за эти открытия. И Шалавина М.В. среди них не было. Как-то в эти же первые дни его пребывания у нас он что-то разоткровенничался – мы сидели только вдвоём, и он стал рассказывать мне про события тех лет. Он отрицал, что запрещал перенос скважины в Берёзово. Точно помню, что, по его словам, исчезли из архива все его разрешающие радиограммы на эту тему, т. е. как бы уже заранее велась работа по его "задвиганию" в сторонку. Он, безусловно, переживал, что его просто вычеркнули из числа участников грандиозных открытий тех лет. Конечно, все главные участники в геологических открытиях тех лет были фигурами крупными, масштабными, с совсем непростыми характерами, и их столкновение часто было неизбежным. Полагающиеся награды и регалии за эти дела были тоже наивысшими в государстве, но как всегда бывает при таких делах – вдруг списки сопричастных начинают зашкаливать все мыслимые пределы, и какими-то путями их следует сокращать. Мне неизвестно,