Уральская Обь - Дмитрий В. Арбузов

людей, что воплощали грандиозные замыслы в города Майя, трудоёмкие горельефы, красочные наскальные рисунки, когда научного прогресса ещё не было. Отношение к миру тогда выстраивалось на других принципах, сознание людей было незапятнанно искусственно введёнными понятиями и в целом было благоговейно посвящено картинам природы, как у того ребёнка, тянущего руки к огню. И можно себе представить, как люди смотрели, встречались, любили в те времена, и как жили. Или уже невозможно? Да, пожалуй, нельзя. Какие чувства испытывали люди, не оценивающие друг друга с точки зрения социальных норм и своего положения в обществе, имеющие свободолюбивый, незамутненный взгляд от рождения, теперь можно только догадываться. Сегодня эти пасторальные моменты, бывает, проскальзывают время от времени перед нашими глазами, и уже наполняют счастьем, а что же было тогда? Я не верю в примитивность, дикость, кровожадность людей древности. Скорее уж примитивны люди сегодняшнего дня, узнающие о плохой погоде по телевизору, а потом удивляющиеся, что на улице выглядывает солнце, и всё больше привыкающие к мысли о глобальном потеплении, считающие, что мир угрожающ, вечно неправ, что он «сходит с ума». Люди, существующие в скорлупке, испытывающие необоснованные, обостряемые телевизионными передачами страхи, полностью абстрагирующиеся, на самом деле находящиеся не в «центре событий», а отвернувшиеся от мира, и потом жалующиеся на отсутствие в жизни сказочности и счастливой судьбы, выдумавшие понятия Бога и Дьявола в оправдание своей лени и праздности. Одним словом, живущие совсем другими понятиями…

Пастухи привезли свежего мяса, угостили им нас. Килограмма четыре мы унесли с собой, хотя и не просили столько! Плюс килограмма два сухарей и пачку чая… Нам предлагали взять больше и что-нибудь ещё, и мы еле отказались. Хотя, на самом деле, были весьма голодны. Я почувствовал это, когда увидел разнообразную снедь, поданную к столу. От запаха свежеиспечённого хлеба кружилась голова.

Уходя в подступающую с низовьев «темноту» махали друг другу руками. Степан и Светлана так схожи, что нельзя не заметить гармонии, царящей между ними. Вот они и сейчас, на прощание, они встали рядом плечо к плечу, как сделали это впервые много лет назад, когда встретились, и как не отходили друг от друга всю жизнь, переживая вместе любые превратности кочевой жизни. Красивые, статные, северные люди, большую часть жизни оставившие в горах, «звучащие» теплотой. Глаза их сына Сергея – небесного цвета.

Спустившись к реке, подхватываем неожиданно потяжелевшие рюкзаки и устремляемся по дороге ввысь. Ноги сами несут вперёд. Никакой тебе усталости, всё прошло! Под ногами бежит вода, весь путь до Грубе-ю такой, и никаких камней, только останцы, словно крепостные стены, чернеют по склонам. С седловины вездеходка увлекает нас, как ни странно, не вниз, а ещё выше в сопку. Лет двадцать прошло, как по этой дороге ездили в последний раз, а отпечатавшиеся следы гусениц ещё различимы. По ним стелется травка, расползаются мхи, и всё равно, рельеф трека просматривается до сих пор.

Спуск к истокам Грубе-ю осложнился темнотой. Дорогу потеряли, пространство впереди стушевалось в одну серую полосу мглы. Кое-как пробрались через скрытые в траве камни да обглоданный лосями кустарник к более-менее ровному пятачку, где можно было приткнуть палатку и нашлись дрова. На ужин съели по кусищу оленины и по доброй порции растворённой с приправами картошки, плюс сухари. Из продуктов на исходе гречка. Также из десяти изначально запасённых коробков спичек осталось полтора. А ещё перочинный ножик, найденный на последнем «святом» останце, всё же сломался, тем самым полностью оправдав своё происхождение из места «бесполезных предметов».

Таёжная концепция

Важность понятий, как разбегающиеся облака, тоже меняется на глазах. То, что сотню лет назад считалось оптимизмом, сегодня почти не имеет права на существование. Это напоминает нам о том, как условно всё, на чём заостряют внимание люди, и преподносит роль человеческого внимания с определяющей конфигурацию бытия стороны. Говорит об огромной силе воздействия внимания и о неоценимой роли картин природы по сравнению с бренностью всего человеческого… Ибо у мира нет ограничений. Все рамки конструируем мы, как стены выстраивая их. Ведь кто бы мог подумать, что на Урале нам будут помогать дороги и солнце, что потом дороги неожиданно прервутся, посеяв зерно сомнения, а солнце исчезнет, когда мы наконец поверим в него. И что все эти изменения однажды сольются в одно непрерывное целое, в котором забрезжит нечто истинное, на самом деле сущее, скрывающееся за каскадами переживаний, высвобождающих истинное зерно. Кожым…

Сегодня в небе солнце, и мы не удивляемся: значит так и должно быть. Вчерашние невзгоды, связанные с холодом, дождями, усталостью, уже забыты, остались одни приятные воспоминания – значит, неприятности нас научили только хорошему. Первые несколько километров до слияния потоков перемещались со скоростью около километра в час. Каждый шаг приходилось контролировать из-за камней, прячущихся в траве, а на курумах сам Бог велел передвигаться с осторожностью. Тропы вроде бы есть, но что по ним, что без них – одно, а дорога, по которой шли вчера, напрочь отсутствует. На Кожым есть и другой путь, дальше через перевалы, но мы устали от бездровных верховьев. Хочется леса, больших костров, дыма, острого запаха тайги. И последнее не заставило себя ждать. Вскоре горная тундра верховьев показала край, с первых же шагов по долине Грубе-ю мы потерялись в глуши. На пути, как самостоятельная часть леса, поднялся кустарник, настойчиво потянулся к уровню деревьев, травы застелили обзор подстать самому подлеску, и не только лиственницы, ели, но и сосны в большом числе закрасовались кругом. А ещё появились кедры, теперь и они будоражили пышными маковками небесный простор… Птиц и звериных следов не счесть!

Но вот долина окончательно прорезалась, и светлый лес на удивление закончился, наступила дичь страшная. То можечины, то скальные карнизы нависают с недосягаемой высоты так, что солнце перестает быть видно… Приходится обходить и подлазить, а то и ноги задирать выше колен, кривить то влево, то право. Тропы никак не спасают: как резко начинаются, так и обрываются они. То и дело впереди, в зарослях, кто-то шумит, невидно хлобыстает крыльями или мелькает косматым боком, ломает сучья, куропатки да рябчики стайками прыскают из-под ног. «Чернявая», – так окрестил Степан Грубе-ю.

Сама река в верхнем течении преимущественно прямая и без рукавов, поэтому в большую воду её стремнина опасна. За ночь вода вчерашних дождей сошла, и мы сумели пересечь Грубе-ю. Я смотрю на Ваню, вспоминаю его неуверенные шаги по истокам Сози. Он больше не переходит робко реку, он берёт её штурмом. На обед морошка, кедровые