Уральская Обь - Дмитрий В. Арбузов

природе (а если в силу внешних, изначально окружающих будущую личность авторитарных причин сознательно отказываемся от заложенной в нас динамики, то не проявляем «таланта» и не сдвигаемся с мертвой точки). Потом наступает время специализации, когда двигаясь в соответствии с избранной задачей, человек испытывается корректирующими его психику особенностями пути (совершенствуется), предоставляемыми ему Законом, прогнозирующим форму всего бытия. Эти особенности – волшебное зеркальце, клубочек или веретено – всё что угодно, Ваня, любые происшествия и случайности на дороге, которые нам с детских сказок известны… Ими и складывается тот путь, который по сути есть состояние выстраданной души, приближающий её к великой гармонии. Вовне пути для человека нет, путь пролегает цепочкой переживаний внутри нас и ведёт в бесконечность. Поэтому всё внешнее менее значимо… Ибо оно только предваряет в неведомое.

– Парадокс на грани естественного отбора и сказки. Серые волки, мы их спасаем, и они платят нам той же монетой… Это, как я понимаю, проявленное внимание и отразившийся результат.

– Резонно. Во всяком случае, объясняет, почему в процессе эволюции такая жестко организованная система, как природа, допустила такую противоречащую общей концепции ошибку, как человек.

– Каковы же истинные цели?

– Нематериальные, это уж точно.

Мы еще ранее заметили, что разговоры на подобные темы, как и созерцание красот, будто питают энергией из воздуха и придают физических сил. Сразу поднимается настроение. Пожалуй, это присущее душе отражающее свойство реагировать на окружающее сродни лакмусовой бумаге, выявляющей характер среды и определяющей, годятся ли условия для развития психики или нет. Вот и сейчас, ноги сами понесли вверх, навстречу скалам и кедрам – к редколесью, откуда прояснился чудный вид на лесистые горы и долину Грубе-ю, зеленым ковром вливающуюся в океан азиатской тайги.

– Ух-х, видуха-а!

– Лес подступил к самым вершинам. Его зона теперь проходит на уровне шестисот – семисот метров.

Под ногами немыслимыми узорами разбегаются стебельки голубики, увенчанные гроздями спелых ягод. Я, позабыв обо всём, ползаю на четвереньках и поедаю вкусности прямо ртом. Ничего не стесняясь, не ограничиваемый никакими уловками, небритый и лохматый, этакий счастливый медведь! Благо, комары нам жить больше не мешают, не забивают глаза, не лезут в нос, рот и уши – вовсе забыли о них.

– Надо же, какую вольность теперь можем себе позволить. А помнишь, как загрызали они нас?

– Кто?

Э-э, а Ваня уже и не помнит! Как скоротечна человеческая память, под блеском новых впечатлений вмиг забываем все! Как неустойчиво сознание – как ненадежно оно, как зыбко… Знания не выручают, наоборот… это только кажется, что они помогают. Размышляешь над одним, другим, затем пытаешься связать, возникает третье – и однажды нить повествования окончательно теряется… Ибо исследуя частное ты перестаешь видеть целое. Дойти до Кожыма немыслимо, невозможно, незачем… Знания предостерегают, настораживают, обессмысливают и отягощают сердце, придавливая птитцу души к земле – разве способны были они поведать о хорошей погоде? Нет, знания только осложняют, запутывают нашу жизнь. Не ту, довольствоваться которой мы должны, закрываясь как от солнца рукой, а к какой, обращаясь вовне, необходимо тянуться в стремлении с максимальным эффектом переживать всё… Чтобы сама смерть представлялась сказочным путешествием, а не беззубой старухой с косой.

Спуск к Тыклотове ведёт мимо озера, сначала по открытой тайге, затем по зарослям аконита вдоль темного пузырящегося ручья. Местами варги нет – там, где она пролегает зимой, сегодня буйно цветёт трава, раздавшаяся ввысь и вширь. Курумы есть, увиты ягелем словно тесьмой. Последний свисает с краёв и пышно обволакивает монолиты, буквально пенится между ними, создавая самые причудливые композиции с зеленью, ветками, шишками. А еще морошка заполнила собой всё от края до края, и мы набрали её несколько килограммов. В результате задержались, и выходили к реке уже в поздние сумерки, с котелками, полными ягод, в руках.

О, это было незабываемое приключение! Неожиданно ручей вывел к разряженной и заболоченной тайге. Тропа повела вверх Тыклотовы и уткнулась в высокий кочкарник, напоминающий что-то сюрреалистическое. С кочек разлаписто свисает трава, всё более желтеющая, касающаяся бурыми, обугленными кончиками зеленоватой жижи, похожей на колдовские отвары. Пейзаж усугубляют большие, опутанные тенётами лишайников ели, чёрные, будто вымазанные углём. Их ветви закручены вокруг стволов и прижаты к ним так, будто и вовсе неспособны оправиться от ещё недавно довлеющей зимней стужи; лысые верхушки покорно ожидают нового пришествия пурги, неизбежной злой воли северных ветров. При одном только взгляде на эту картину возникает жуткое чувство тревоги, всё более нарастающее, будто бы призраком нахлынувшее из-под старых корней, выскользнувшее из подрагивающей темноты, потревоженной нами в недобрый час. А тут ещё навалились сумерки, всё больше сжимающие и так ограниченное пространство, отсекающие последние пути. Тропа вьётся змеёй между страшным лесом и топью измученно, и мы стараемся удержать её, словно путеводную нить, готовую в любой момент оборваться, пока наконец обнадёживающий шум реки не подбирается к дороге вплотную и не становится слышен перекат. Только тогда мы оставляем тропу и выбираемся на берег Тыклотовы.

Я думал, что хотя бы у реки мы окажемся на открытой поляне, но не тут то было! Кругом кущи высотой в человеческий рост, валежник и ни одного ровного пятачка. Какое-то время пробираемся, покрепче сжимая котелки, вдоль берега, пока не выгадываем в темноте приемлемое местечко у огромного куста жимолости на измыске. А потом, через некоторое время, когда большой огонь, взметнувшись над рекой, отринул все сомнения и страхи прочь, мы сидели около него уже счастливые, полностью расслабившие натруженные ноги, расправившие онемевшие плечи, позабывшие обо всех трудностях дня. Я подумал, что с точки зрения городской жизни за целый день мы не совершили ничего стоящего и потратили его, можно сказать, что впустую, только выдохлись, потеряли силы и время, но с другой стороны моего существа я чувствовал небывалую собранность и довольство такой судьбой! Куда подевались усталость, неуверенность, озабоченность, проявляющиеся в начале нашего пути ещё месяц назад? Исчез «второй» живот, моё тело стало красивым и стройным, а сами мы смелыми и знающими себе цену людьми. Ни говорить, ни думать нет желания, а хочется просто лежать здесь в глуши и наслаждаться тем, что есть – шелестом густых хвой, плеском воды о подсечённый задорницей-рекой берег и звёздами, впервые засверкавшими сегодня над головой.

– Как замечательно учиться жить…

– И какой приходится человеку преодолевать путь, чтобы приобрести оценки для такого понимания – нам и не снилось. Звучит просто, но как далеко идти.

Засыпая, представлял себе, как вторая бригада пробирается через чернолесье в таёжную зимнюю ночь. Вот впереди тропит Степан, резвит самых сильных оленей. На плечах