Ромодановский шлях. Начало - Даниил Сергеевич Калинин

Но все же - целых двести шагов!

К подобному Семён, как-то сроднившийся с мыслью, что дальность выстрела рейтарского карабина превосходит дальность точного выстрела конного татарского лучника, оказался не готов. Но в том-то все и дело, что всадники стараются бить прицельно, заметно сокращая расстояние полёта стрелы! Кроме того, само построение татарского "хоровода" не позволяет конным бить густо, накрывая стрелами значительную площадь...

В отличие от спешившихся лучников - ведь сравнительно большому их отряду не требуется тщательно целиться. Достаточно бить по направлению, на предел полёта срезня - и все одно ведь накроют приближающихся донцов густым ливнем стрел!

- Замирай, браты, замирай! На месте! К залпу готовьсь! У кого фитили - палите их, да скорее цепляйте в жаграх!

К вящему удивлению отчаянно запыхавшегося Семёна, с непривычки быстро сбившего дыхание, голос подал именно Петро. Запорожец принялся уверенно командовать стрелками из числа недавних невольников - и только после его поддержал есаул Григорьев:

- Стой! Прикладывайся! Целься под колени!

Казаки и вооружённые кремневыми да фитильными мушкетами гребцы поспешили замереть - замереть отчаянно кривой линией за полторы сотни шагов до татар, стараясь при этом не мешать друг другу целиться. Но на этом расстоянии степняцкие стрелы начали уже убивать... Рядом с Семеном, всего в паре шагов он него, беззвучно рухнул наземь невольник с пробитой грудью стрелой! И подгоняемый отчаянным страхом смерти, Орлов положил наземь покуда бесполезный тромблон, поспешив подхватить лёгкий турецкий мушкет трясущимися от напряжения пальцами... Бей или беги - но бежать нет никаких сил. Зато курок мушкета уже взведён - осталось лишь навести мушку, как приказал есаул...

- Пали!!!

Громогласно грянул поспешный залп свыше сотни мушкетов - и Орлов, не успев сделать своего выстрела, огорченно цокнул языком. Порядки казаков затянуло густым пороховым дымом - но сквозь дым послышался до боли знакомый голос черкаса:

- Кто с фитильными мушкетами не успел пальнуть - ждите! Пусть дым рассеется! Остальные - пищали перезаряжай!

Народ, к слову сказать, подобрался тёртый. Донцы издревле славились хорошими стрелками, переняв навыки огненного боя у янычар - да и пропитание они добывали охотой. Среди невольников же мушкеты раздали бывшим ратникам - стрельцам, казакам, рейтарам... И когда дым рассеялся, Семёну предстала вдвое истончившаяся цепочка татар! Причём часть уцелевших уже показали спину, в животном страхе надеясь спасти свои шкуры...

Но все это Орлов отметил краем глаза - ибо уже раздалась знакомая команда:

- Целься!

Рядом, всего в шаге от Семёна свистнула ещё одна стрела. Но доверившись Божьему промыслу, он упрямо нацелил мушкет на замершую особнячком группу татарских лучников, опустив мушку к коленям степняков... Ведь на таком расстоянии пуля полетит заметно выше прицельной точки.

Указательный палец Орлова мягко лёг на спусковой крючок - и также мягко потянул его на себя, как только раздалась долгожданная команда:

- Пали!!!

Глава 17.

После третьего залпа сопротивление татар было окончательно подавлено. Немногие уцелевшие крымчаки бросились бежать вслед за уходящими со стойбища женщинами и детьми, но уйти им никто не дал – казаки уже обогнули кочевье, перекрыв татарам все пути к отступлению. Не смогли отбиться и малочисленные пастухи, приставленные к конскому табуну и отарам овец... Кто-то, конечно, догадался вскочить на коня, пытаясь бежать – но свинцовые пули казачьих пищалей оказались быстрее.

Разве что сам Семён в душе подивился тому, как же метко бьют донцы!

Пленных согнали обратно на стойбище; крепко избитых, залитых кровью татар в рваных халатах скрутили без всякой жалости – и так туго связали, что у последних руки посинели. Мужиков брали в полон неохотно, и то лишь по необходимости – выпытать расположение соседних кочевий. Причём пытать донцы собрались всех уцелевших разом, но по отдельности – чтобы татары не успели сговориться и пустить казаков по ложному следу...

С бабами и детьми поступили не в пример мягче. За исключением каких-то совсем уже невменяемых старых бестий, в ярости бросившихся на казаков в надежде выцарапать тем глаза (и "успокоенных" прикладами), никого больше не трогали и не били. Просто согнали на ровную площадку промеж шатров, вбили в четырёх концах её колья в человеческий рост, да натянули промеж них пеньковые канаты... Невелика преграда – но даже она помешает полонянникам резко броситься бежать во все стороны, коли те замыслят какую глупость. В остальном же – вокруг загона пленных теперь разбита стоянка казаков, попробуй утеки…

Однако среди недавних галерных гребцов, к тому же разгоряченных боем, нашлось немало тех, кому столь мягкое обращение с полоном показалось явно несправедливым:

- Что с татарвой цацкаться! Пустить под нож всех выродков, да вся недолга!

- Охолони, "под нож"! Татары всех наших полонянниц насильничали без счета, так что сперва надобно и их баб попробовать!

- Верно! По кругу пустим – а затем на кол! Да так и оставить в назидании поганым! Ужо татары-то наших баб и детишек без всякой пощады резали...

Сам Семён, хоть и натерпелся лиха в неволи, а все же внутренне не был согласен с резней женщин и детей. Те ведь в поход на Русь не ходили – разве не так?! С другой стороны, про "попробовать" татарок он ничего против не имел. Так уж вышло, что прежде, чем поверстали Орлова в солдаты, жениться он не успел – а, следовательно, ни разу с бабой-то и не был... И поскольку вопрос с "попробовать" татарских девушек и молодых женщин он счёл решенным, то уже приметил для себя невысокую гибкую девушку с на удивление большими пугливыми глазами.

Однако Семён явно поспешил с выводами!

- Ты. Баб снасильничать да на кол посадить – так говоришь? И кто тогда здесь поганый, а?!

Прямо напротив гребцов, стоящих ближе к Семёну и громко обсуждающих будущую участь полона, остановился есаул, мгновенно заткнувший одного из бывших рабов. После чего Григорьев перевёл тяжёлый взгляд на второго, ткнув в него на диво длинным и чуть кривоватым указательным пальцем:

- Ты. Сам будешь детей малых резать? Как скот?!

Невысокий жилистый малый упрямо вскинул подбородок:

- И буду! Да у меня вся родня в Крыму сгинула, так я без пощады...

Казак жестом руки заткнул говорившего, веско бросив в ответ:

- Коли готов малых детей резать – значит, ты нелюдь бездушная, и среди казаков тебе места нет. Вот тебе Крым, вот тебя сабля да самопал. Иди на все