Национал-большевизм - Давид Л. Бранденбергер

о воинских подвигах казаков, дававшее образцы народного героизма на фронте, и особое внимание обращалось на заключительные строки повести: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»[566]. Эти книги печатались дешевыми массовыми изданиями, отрывки из них включались также в различные антологии вроде той, что была издана в 1942 году под заглавием «Родина: Высказывания русских писателей о Родине» и содержала широкий ассортимент патриотических фрагментов произведений русской литературы, начиная со «Слова о полку Игореве». Среди десятков прославленных имен в антологии фигурируют Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Герцен, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, Тургенев и др.[567]. Пренебрежение временными рамками и включение таких авторов, как Карамзин и Достоевский, подтверждают, что при мобилизации писателей на службу отечеству в годы войны партия руководствовалась прагматическими соображениями.

Наряду с массовым интересом к классике повышенным спросом пользовалась историческая литература и биографии, написанные в советскую эпоху. «Нахимов», «Оборона Севастополя» и «Наполеон» Тарле не залеживались на прилавках книжных магазинов, равно как и «Чингиз Хан» и «Батый» В. Яна, «Дмитрий Донской» Бородина, «Багратион» Голубева, «Севастопольская страда» и «Брусиловский прорыв» Сергеева-Ценского. С не меньшей жадностью-набрасывались читатели на такие стихи, как «Родина» А. Суркова или «России» И. Сельвинского[568]. Легко находили своего читателя и более проблемные произведения, вроде романов А. Н. Толстого и В. И. Костылева, в которых реабилитировался Иван Грозный, а также сочиненные наспех биографии знаменитых русских полководцев — «Дмитрий Донской», «Петр Первый» и «А. А. Брусилов» В. Мавродина, «Александр Невский» С. Аннинского, «Михаил Кутузов» В. Кочанова[569].

При всей популярности этого жанра, многие из перечисленных произведений отличались низким художественным уровнем и имели скорее утилитарное назначение, так как выполняли «социальный заказ». Иначе говоря, некоторые из них были написаны «под диктовку» партии; писатели обращались к подобному творчеству, руководствуясь самыми разными побуждениями — патриотическими чувствами, желанием угодить властям или стремлением избежать преследования с их стороны, от которого творческая интеллигенция немало пострадала в 1930 годы. Наглядным примером может служить история создания второго и третьего томов трилогии В. Г. Янчевецкого, печатавшегося под псевдонимом В. Ян. Начатые еще до войны, они были продолжением опубликованного в 1938 году романа «Чингиз Хан» и концентрировались на эпохе так называемого «татаро-монгольского ига». Второй том, «Батый», был посвящен монгольскому правителю XIII века и сопротивлению русских его попыткам завоевать их земли, в то время как в последнем томе трилогии, первоначально названном «Золотая орда», описывалась полулегендарное противостояние Батыя и Александра Невского[570].

О том, что эти книги можно рассматривать как «социальный заказ», свидетельствует решение Янчевецкого, несмотря на успех «Чингиз Хана», проконсультироваться со Щербаковым в апреле 1940 года относительно завершения романа «Батый» и начала работы над третьим томом. Как пишет сын Янчевецкого, писатель встретился с партийным руководителем для того, чтобы обсудить образ Александра Невского, «героя будущей книги, как русского патриота и дипломата дальнего прицела, планы которого выполнил только правнук — Дмитрий Донской»[571]. Мотивы сопротивления, стойкости и самоотверженности, которыми был проникнут роман, были восприняты Щербаковым с одобрением и затронули глубокие струны в сердцах читателей по опубликовании произведения. В начале 1943 года генерал-майор П. Г. Тюхов записал в своем дневнике:

«Сегодня дочитал роман Яна “Батый”. Замечательный роман, вскрывающий далекое прошлое нашей Родины (1238 г.). Да, сколько страданий, сколько жертв перенесла наша страна, казалось, совсем умирала, однако, несмотря ни на что, она воскрешала, чем внушала и внушает любовь к себе и нашим героям-предкам. Зная прошлое, всегда будешь иметь веру в будущее. За что страдала и страдает наша страна от внешних врагов? За то, что она — хороша. Гибнут русские люди, но никогда не погибнет русский бессмертный народ и Россия»[572].

Лишь об одной из всех других прочитанных им книг П. Тюхов писал так же обстоятельно — о биографии Суворова, опубликованной Осипом Куперманом в 1942 году под псевдонимом К. Осипов, Эта популярная версия написанной еще до войны книги о фельдмаршале XVIII века пользовалась довольно большим успехом у читателей[573]. Подробно излагая свое отношение к этой биографии, Тюхов подчеркнул, что она может оказаться очень поучительной для его товарищей-офицеров[574]. Оценка, данная Тюховым, примечательна в свете того факта, что поручение написать книгу именно такого характера дал Куперману не кто иной, как сам Сталин. По завершению биографии Куперман сообщил генеральному секретарю в 1942 году, что он сократил первый вариант книги в соответствии с полученными указаниями и приспособил ее к восприятию военнослужащими среднего офицерского состава, упростив все, что можно, кроме описания Семилетней войны с Пруссией «ввиду актуальности этого вопроса». О биографии в целом он писал: «Я старался придать ей характер военно-учебной, и вместе с тем пропагандистской книги. Одновременно я старался сделать изложение живым и ясным по форме». Горя желанием увидеть своего «Суворова» опубликованным, Куперман вновь и вновь подчеркивал в своем письме «неразрывную связь темы книги с современностью»[575].

К большой радости Купермана, его старания были тут же вознаграждены. Уже через неделю после получения рукописи Щербаков не только одобрил ее, но и заручился разрешением Сталина разослать 30 тысяч экземпляров книги по фронтам, как только они будут напечатаны[576]. Вероятно, Куперман был этим вполне удовлетворен; примечательно также, насколько полно соответствует восторженный отзыв на книгу генерал-майора Тюхова исходным помыслам ее автора:

«Эта книга оставляет большое впечатление после ее прочтения. Как живой встает образ великого полководца Суворова и зовет на борьбу с врагом, на подвиги за Родину, и не только зовет, но учит, как бороться с врагом внешним и как отвлечь от себя внимание врагов внутренних. Образ Суворова зовет к жизни и внушает душевную силу. Спасибо автору за великие труды, сделанные им по воскрешению образа Суворова как человека-полководца в народе»[577].

В то же самое время, когда Куперман работал над биографией Суворова, другой пользовавшийся покровительством Сталина писатель, Константин Симонов, вынашивал замысел пьесы, которая должна была добавить новые краски к осуществленному его коллегой довольно заурядному прославлению воинской доблести.

Симонов предпочел мифологизировать не выдающихся полководцев прошлого, а простых воинов-героев, сражающихся на фронте, и соответственно озаглавил свою пьесу «Русские люди». Такую же цель преследовали Алексей Толстой в своем рассказе «Русский характер» и Илья Сельвинский в «Русской пехоте»[578]. Эти произведения объединяет поклонение всему русскому и симбиоз жанров — исторической биографии, драмы, прозаического вымысла и поэзии, — который был характерной чертой литературы в течение всей войны. В середине 1944