Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

гораздо больше насилия, чем, на первый взгляд, требует сама насильственная ситуация. Если в насилии участвует группа людей, то, как правило, возникает следующая закономерность: на жертву набрасываются все вместе, поскольку каждый хочет нанести удар или пинок упавшему – в спорте в таком случае употребляется формулировка «навал».

Наступательная паника всегда выглядит как чрезмерная жестокость. Она предстает вопиющей несправедливостью: сильный против слабых, вооруженные против безоружных (или разоруженных), толпа против отдельного человека или крошечной группы. Наступательная паника выглядит очень уродливо, даже если жертва не получила серьезных травм. Слишком оскорбителен именно моральный облик этого события. Когда кого-то действительно убивают или калечат, это становится зверством именно за счет способа, каким это происходит.

Зверства на войне

Наступательная паника является общераспространенной в ходе военных действий. Наиболее очевидный ее пример – повторяющаяся ситуация, когда военные убивают вражеских солдат, которые пытаются сдаться в плен. Особенно хорошо эта тенденция была задокументирована в ходе окопной войны во время Первой мировой. Солдаты всех участвовавших в ней армий, когда добирались до неприятельских блиндажей, владея инициативой, с большой вероятностью стреляли в тех, кто выходил оттуда сдаваться. Немецкий военный и писатель Эрнст Юнгер видел в этом некий эмоциональный импульс: «Человек не может вновь изменить свои чувства во время последнего рывка, когда его глаза застилает пелена крови. Он хочет не брать пленных, а убивать» [Holmes 1985: 381]. Далее Холмс делает общий вывод: «В ходе любой войны для любого солдата, который сражается до тех пор, пока противник не окажется в пределах досягаемости его легкого стрелкового оружия, шансы на получение пощады, возможно, составляют не более чем 50/50» [Holmes 1985: 382, также 381–388; Keegan 1976: 48–51, 277–278, 322]. Данная закономерность также была масштабно задокументирована во время Второй мировой войны для американских, британских, немецких, русских, японских, китайских и других армий – как при нападении, так и в качестве жертв.

В некоторых случаях в убийствах сдающихся в плен присутствовала доля преднамеренности: мотивом для убийства в таких ситуациях выступало нежелание солдат брать на себя практические тяготы по доставке пленных в тыловые районы и снабжению их необходимыми припасами. В других случаях такие убийства были связаны с подозрениями, что сдавшиеся могут вновь внезапно и вероломно взяться за оружие. Иногда горячие эмоции были вызваны местью за предыдущие потери. Однако значительная часть подобных убийств представляет собой результат ситуационного импульса как такового. Об этом можно судить по тем известным случаям, когда сдавшиеся в плен, благополучно миновав опасный момент быть убитыми, получают со стороны противника товарищеское отношение, которое фактически в целом оказывается лучше, чем то отношение, которое в дальнейшем ждет их со стороны тыловых частей [Holmes 1985: 382]. Кроме того, бывают случаи, когда солдаты впадают в мгновенную неконтролируемую ярость. С. Л. Э. Маршалл приводит пример из действий армии США в Нормандии в июне 1944 года, когда американский батальон в течение трех дней находился под сильным немецким огнем, не мог эвакуировать своих раненых и убитых и страдал от нехватки воды. Взвод под командованием лейтенанта Миллсэпса попал под пулеметный огонь противника и в панике спасался бегством, пока командиры в конечном итоге не заставили солдат вернуться в строй, применив физическую силу:

Наконец они бросились на врага, приблизившись на расстояние рукопашной схватки. Началась бойня с использованием гранат, штыков и пуль. Некоторые солдаты разведгруппы были убиты, другие ранены. Но теперь все действовали, будто не замечая опасности. Начавшуюся бойню было уже не остановить. Миллсэпс пытался вернуть ситуацию под контроль, но его люди не обращали на него внимания. Перебив всех немцев, находившихся в поле зрения, они побежали в амбары домов французских фермеров, где убивали свиней, коров и овец. Эта оргия закончилась лишь со смертью последнего животного [Marshall 1947: 183].

Описанные Маршаллом солдаты подвергались огромному давлению, в том числе со стороны собственных командиров. В совершенно буквальном смысле они начали с панического отступления, которое спустя час обернулось наступательной паникой. А в конце солдаты были настолько заряжены эмоциями, что не могли остановиться и даже уничтожали скот – совсем как лейтенант Капуто в бою во Вьетнаме, искавший противника, чтобы совершить новые убийства. Превращение наступательной паники в убийство животных хоть и выглядит курьезно, но тоже имеет определенные параллели[10]. По утверждению одного из наблюдателей массовых столкновений, которые в 1953 году происходили в Кано на севере Нигерии между представителями народов ибо и хауса, их участники «калечили и кастрировали друг друга, а также сжигали тела. Периодически участников побоищ удавалось разнимать полиции. Во время этих промежутков было несколько случаев, когда вооруженные представители ибо танцевали, выстроившись в виде „крокодила“, а в других эпизодах зарубали своими секирами оказавшихся поблизости лошадей, ослов и коз» [Horowitz 2001: 116].

Аналогичные паттерны обнаруживаются и в войнах древности. В конце решающей битвы при Тапсе (на территории современного Туниса) в 46 году до н. э., когда армия Юлия Цезаря разгромила войска его соперника в гражданской войне за контроль над Римом, побежденные легионы попытались сдаться. В соответствии с военной политикой тех времен эти легионы должны были пополнить силы Цезаря, поэтому рациональным решением для него было бы принять их капитуляцию. Однако «озлобленных и разъяренных ветеранов… нельзя было склонить к пощаде врагу… Солдаты Сципиона, хотя и взывали к Цезарю о помиловании, были все до одного перебиты у него самого на глазах, сколько он ни просил собственных солдат дать им пощаду» [Цезарь 2020: 514–515]. Одержавшее победу войско Цезаря на протяжении трех месяцев совершало различные маневры на полупустынной территории и все это время довольствовалось лишь стычками с противником, пытаясь спровоцировать его на полномасштабное сражение. Когда же эта долгожданная решающая битва наконец состоялась, солдаты Цезаря были настолько воодушевлены своей победой, что «даже и в своем войске они ранили или убили нескольких видных лиц, которых они называли виновниками», и защитить был неспособен даже сам Цезарь.

Одним из распространенных в войнах Античности и Средневековья сценариев были массовые убийства жителей в конце осады крепостей. Иногда это была целенаправленная мера, призванная запугать жителей других городов, чтобы они сдавались без осады. В средневековой Европе существовала такая традиция: после того как в стене осажденной крепости появлялась брешь, осаждающая армия останавливалась и призывала гарнизон сдаться; если противник отказывался это сделать, его убивали «без пощады», когда сражение заканчивалось [Holmes 1985: 388; Wagner-Pacifi 2005]. Но как только такая резня начиналась, добиться того, чтобы ее жертвами становились только солдаты противника, было непросто. В 1649 году парламентская армия Кромвеля,