Любовные драмы звезд отечественного кино - Александр Сергеевич Варакин

Знакомство с будущим мужем у Рины Васильевны состоялось в Абхазии. К ней подошел знакомый журналист и представил человека:

– Знакомьтесь, это архитектор из Ленинграда Константин Топуридзе, мой друг.

Она увидела красивого мужчину и поняла, что это – ее идеал.

Племянница Котэ рассказывает, что встреча дяди и Рины Васильевны должна была состояться гораздо раньше той минуты. Но судьба разводила их. Это было похоже на некий подготовительный ритуал. Когда Рина приходила в какой-то дом, в какую-то компанию, выяснялось, что здесь только что был Котэ Топуридзе, но минуту назад ушел. И наоборот, он появлялся там, где за минуту до него находилась Рина Зеленая, но ушла. Потому они друг о друге были столько наслышаны, что встреча в Абхазии, устроенная приятелем-журналистом, была как бы завершающей фазой мистического процесса, растянувшегося на несколько лет.

Она вышла за Котэ замуж и прожила с ним много лет.

Характер мужа Рины Зеленой был не сахар, но любовь делала чудеса. За долгую жизнь бывало всякое – и не совсем семейное поведение талантливого архитектора, и ссоры, и примирения. Сама Рина Васильевна также, мягко говоря, иногда увлекалась. Например, поговаривают, что она была неравнодушна к Григорию Александрову, за что просто ненавидела Любовь Орлову… В «Весне» Рина Васильевна буквально выцарапала себе роль, которая была бессловесной и написана для мужчины. Она сама написала текст, и теперь этот маленький шедевр известен всем, а фразы из роли гримера разошлись как крылатые: «Такие губы теперь не носят!» и т. д.

После ссор, возникавших с Котэ по причине его невыносимого характера, муж сам подходил к ней и говорил:

– Ладно, я тебя прощаю!

Этого тирана она называла «мой ангел».

Вот что пишет Татуля, племянница Константина Тихоновича:

«Когда она возвращалась домой, домработница, яростно протирая зеркало, ворчала: «Твой ангел звонил. Сказал, чтобы никуда не уходила, ждала. У него сегодня поздно закончится заседание». Рина смеялась: «Я рычала от ярости, но ждала. Мне казалось – вот опоздаю с репетиции и увижу в окне край одеяния ангела, улетающего в балконную дверь…»

«Ангел» был вполне земным человеком и не уступал жене в остроумии. Как-то он пришел с очередного объекта, сильно обгорев на солнце. Рина кинулась мазать его лицо кремом. Дядя, зажмурившись от боли, произнес, как партизан на допросе:

– Ты ничего не добьешься. Все равно никого не выдам!

В доме Рины, где жили актеры МХАТа и Большого театра, солидном пятнадцатиэтажном здании, построенном в конце тридцатых годов, не было бомбоубежища. В войну, когда выли сирены, многие жильцы спускались в квартиру управдома, почему-то считая, что там безопаснее. Управдом с пониманием относился к перепуганным насмерть артистам: расставлял все имевшиеся стульчики и скамеечки, даже стелил на пол тюфяк. Только Немирович-Данченко ни в какую не хотел покидать квартиру, несмотря на просьбы и мольбы дирекции театра. Сидел в своем кабинете и читал под свист бомб. Дружинники-добровольцы – Борис Добронравов, Николай Хмелев, Асаф Мессерер и мой дядя – при первом сигнале тревоги бросались на крышу. Там же дежурили и солдатики, которым по службе полагались каски. Однажды, когда дядя собрался на очередную вахту, Рина закричала ему вслед:

– Ты хоть бы кастрюлю надел, а то голову осколком пробьет!

На что дядя гордо ответил:

– Дворянин не может умирать с кастрюлей на голове!

(Его юмор, как и характер, – изысканное сочетание французского с грузинским – от матери-француженки и отца-грузина)».

Или вот еще:

«Удивительно – они почти никогда не расставались. Если тете случалось ехать на гастроли или съемки, Котэ приказывал:

– Чтобы каждый день было письмо! Читать его я, может, и не буду, но оно должно лежать у меня на столе.

Сам при этом писем не писал, только открытки. Рина при всем своем отвращении к писанине ежедневно строчила мужу обо всех новостях, зная, что это ему необходимо. Себя дядя любовно называл «тираном с очень мягким и отзывчивым характером».

Тетя, вспоминая его, не уставала повторять, что каждый день рядом с Котэ была счастлива. Он мог сидеть в кабинете и работать, за все время не обмолвившись с женой ни словом. А ей было достаточно просто смотреть на него. Иногда Рина подходила к письменному столу и молча ставила перед ним стакан воды. Дядя даже не удивлялся, как это жена догадалась, что он хочет пить».

В 1969 году Котэ настиг первый инфаркт. Он случился с ним во сне, и Рина проснулась от громкого крика мужа – он кричал от боли. Татуля пишет:

«Когда его увезли в больницу, Рину шатало из стороны в сторону, давление зашкаливало за двести, у нее даже повредилась сетчатка глаза.

Второго инфаркта он уже не перенес. Потеряв Константина Тихоновича, Рина от шока почти ослепла. Чтобы хоть что-то увидеть по телевизору, ей приходилось придвигать кресло вплотную к экрану. Рине даже сделали специальный бинокль. Но и это не помогло: ей все домашние читали вслух по очереди.

Прощание с профессором Топуридзе проходило в Архитектурном институте. Рина стояла у гроба, глубоко надвинув на лоб шапку. На людях она держалась, не плакала. А когда у могилы остались одни родственники, Рина вдруг резко повернулась и пошла прочь по узкой асфальтовой дорожке. Плечи ее содрогались от рыданий…»

Поминок она терпеть не могла: ей не нравилось, что они часто переходят в банальную пьянку. Но родственники настояли на поминках. И хотя собрались все свои, Рина Васильевна все равно ушла к себе, заперлась в комнате и не вышла к столу.

После смерти Котэ родственники его приняли решение съехаться в одну квартиру. Состоялся обмен и съезд. Уборщица, которая мыла полы в этой «новой квартире», спросила молодых племянников:

– А кто здесь жить будет?

– Две старушки.

– Поверьте, до ста лет доживут! – сказала женщина.

Так оно и оказалось: сестра Котэ Тамара перешла 90-летний барьер, а Рина Васильевна едва не дожила до 90.

В свое время Рину сразу же познакомили с первой женой Котэ. У него были и сыновья от первого брака. Она возилась с ними так же, как и с племянниками и племянницами. Вокруг нее всегда было много детей. Это скрашивало поначалу отсутствие детей собственных, а потом она возилась уже с внуками детей Котэ, племянников и племянниц. Первую жену Котэ она называла «наша первая жена» и имела на это полное право: она не разрушала семьи Котэ – тот развелся гораздо раньше, чем встретил Рину.

Друзья

Я уже говорил, что Рина Зеленая со многими находилась в искренней дружбе. Ее невозможно было не любить: она просто излучала некое доброе сияние. Это было удивительное ощущение – просто находиться рядом с нею.

Устрой всемирные смотрины

И созови