Коллеги. Звездный билет - Василий Павлович Аксенов

больше месяца после отъезда Инны, а он все еще не мог примириться со своим одиночеством. Теперь все: квартира, книги, клуб, лыжи – напоминало ему о жене, словно он прожил с ней большую жизнь. Работал он в это время как-то механически, с друзьями встречался редко и больше старался остаться один, для того чтобы вспомнить еще какое-то слово, какой-то жест, какой-то взгляд. Опять пошли письма и телефонные разговоры, эти жалкие суррогаты близости. Он похудел, беспрерывно курил, подолгу сидел в тишине, мечтал, вспоминал.

Вот и сейчас, скользя по накатанной лыжне, он смотрел себе под ноги, а видел желтые Иннины лыжи с черной каймой. Он остановился, снял шапку и подставил лицо ветру.

Двое людей с лыжами на плечах двигались по льду вдоль берега. Зеленин стоял в тени, а эти двое шли по кромке золотого сияния и отбрасывали длинные тени. Это молодые люди: они идут легко. Это веселые люди: один хлопнул другого по спине, тот на мгновение присел, будто корчась от смеха. Это не местные люди: слишком «мастерский» у них вид (узкие брюки, кепки с длинными козырьками, канадки). Это… Зеленин испустил вопль, подбросил высоко вверх малахай, не поймал его и помчался вперед.

…Карпов встал, поправил воображаемый галстук, одернул воображаемый фрак, щелчком сбил с плеча пылинку и произнес спич:

– Дорогие сэры! Ты, высокочтимый наш хозяин Александр Круглогорский, и ты, Алеша Попович, солнце Частой Пилы и гроза амбарных вредителей, и я, ваш скромный слуга, благороднейший из благородных, храбрейший из храбрых, именуемый в народе Владиславом Безупречным! Заткнись, Леха! Сейчас я предлагаю вам проявить самопожертвование и героизм и отвлечь свои алчные взоры от этого исторического стола, заваленного окороками, омарами и кильками, заставленного бургундским и кахетинским. Я предлагаю вам, сэры, устремить свои взгляды в прошлое, а равно и в будущее, дабы… Дашь ты договорить, плебей, или нет?

– Заткни фонтан! – угрожающе проворчал Максимов.

– Ребята, выпьем за дружбу, – тихо сказал Зеленин и встал.

– Виват! – закричали все разом, и каждый подумал, как хорошо, что Сашка снова пришел на выручку и без дымовой завесы шутовства сказал то, о чем думал каждый.

…Зеленин тихо рассказывал Максимову о своей жизни. Карпов вышел на улицу прохладиться.

– …Ты был прав в одном, Лешка, – говорил Александр, – нужно жить в полную силу, выжимать максимальное число оборотов. Но главное в том, куда направить свою энергию. Не скажу, что для меня уже все ясно, но я понял, что всегда буду жить среди людей и для людей. Эти месяцы были для меня вроде эксперимента. Ты смеешься?

– Нет, – ответил Алексей.

– Понимаешь, я грущу сейчас, тоскую по Инне, но временами вздрагиваю, как в ознобе, от ощущения счастья. Не могу объяснить тебе. Тебе это особенно трудно объяснить. Ты, наверное, снова начнешь издеваться над шелухой высоких слов. А другими словами я не могу этого передать.

– Напрасно ты думаешь, что я буду смеяться. Я тоже экспериментировал все это время, но по-другому. И теперь, кажется, начинаю с опозданием на десять лет усваивать азбучные истины. Цинизм – удобный щит, Сашка, от него трудно отказаться. Но, видимо, у каждого наступает такое время, когда он понимает, что нельзя оставаться небокоптителем. А ты счастлив оттого, что вошел, как болт, в эту хитрую машинку – жизнь. Правильно я понял?

– Да! – воскликнул Саша. Он был радостно поражен словами друга. Кажется, Лешка набил-таки себе шишек, блуждая. – Как я счастлив, Алексей, что ты все понял!

– Перестань! – резко оборвал его Максимов. – Я не понял еще всего и вряд ли пойму. Временами меня охватывает жалкая паника.

– Это у всех бывает, – глухо ответил Зеленин, – но ведь у нас же есть, понимаешь ли, мужество!

– Зачем нам это мужество? Зачем нам всем наши замечательные качества? Есть у Франса в «Восстании ангелов» такое… Кто-то зажигает спичку, смотрит на огонек и думает: может быть, в пламени этом миллионы галактик, несметное число звезд и планет, где расцветают и гибнут цивилизации, где проходят миллионы лет? Через секунду спичка гаснет, и в этих мирах разражается космическая катастрофа. Слышишь, Сашок? Это так непонятно, что руки опускаются.

Неожиданно Максимов услышал смех. Сначала неуверенный, хрипловатый, а потом раскатистый.

– Ой, Лешка, – задыхался Зеленин, – ну тебя к черту! Что же ты предлагаешь, чтобы все жители Земли тихонько легли, созерцали свой пуп и вздыхали над тайнами бытия?

Впервые в жизни Сашка попытался высмеять Максимова. Это было невероятно, но тот только виновато кашлянул и сказал:

– Конечно, чушь. Я сам понимаю. Глупо, смешно и до предела эгоистично. Но что делать?

Послышался голос Карпова:

– Эй, жалкие бюргеры! – Он вошел и бесцеремонно зажег спичку. – Бюргеры! Улеглись в такую ночь!

– Что ты предлагаешь? – деловито спросил Максимов.

– Я предлагаю легкой кавалькадой промчаться по окрестным весям и спеть серенаду Снежной Королеве. А потом рыбку в проруби половить.

– Дельная мысль! – воскликнул Алексей и начал одеваться.

Ночь была сказочной, густо намалеванной чуть подсиненными белилами на черном фоне. Она ударила им в глаза, когда они выбежали на крыльцо, и потянула за ноги в свою глубину. Спустя минуту глаза привыкли и различили абстрактный орнамент лунного света на снегу, мелкую россыпь звезд, контуры домов. Максимов втянул носом воздух, почувствовал необъяснимый, таинственный запах весны. Он ощутил глубину ночи и необъятность Земли, близость весны, близость любви и дальней дороги, ощутил свою молодость и силу.

Коллеги

Утром, в одиннадцать часов, когда они сидели за завтраком, зашел Зеленин. Он поднялся, как обычно, в семь часов и уже закончил обход больных.

– Привет, – сказал он. – Что собираетесь делать?

– Как что? Поедем кататься.

– Завидую! А мне на прием идти.

– Ну-ну, – буркнул невыспавшийся Карпов.

Саша смущенно потоптался, кашлянул и вздохнул.

– Очень интересные есть у меня больные, – промямлил он.

– Владя, передай-ка мне масло, – сказал Алексей.

– Такие сложные больные, вы себе не представляете!

– Что это там, шпроты? Давай сюда!

– Уверен, что любой стоящий врач заинтересовался бы этими больными.

– Шпрот, товарищи, любит, чтобы его ели с маслом.

– Вот, например, Иван Климаков. Очень странный анализ мочи, а клиники почти никакой.

– Налей-ка мне чаю, Владя, только покрепче.

– Очень странная моча, – безнадежно вздохнул Саша.

– Слушай, хозяин! – возмущенно сказал Карпов. – Может быть, теперь, к чаю, скажешь несколько слов про дизентерию?

– Чего ты хочешь, рыцарь? Говори прямо, – сказал Алексей.

– Я думал, – нерешительно протянул Саша и вдруг, будто набравшись храбрости, зачастил: – Может быть, посмотрим больных вместе, а, ребята? Так сказать, консультация столичных специалистов. Ты, Леша, как эндокринолог, ты же делал успехи в этой области, а Владик как