Альманах «Российский колокол» №1 2021 - Альманах Российский колокол

Дед вновь налил себе чаю и стал с наслаждением его потягивать. Город засыпал. Наступала, хоть и не абсолютная, но всё же тишина. Я терпеливо ждал.

– Да, мало у нас в Челябинске любопытных учёных. До сих пор карт подземного города нет. А надо бы! И людям, и властям. А иначе пропадут труды многих мастеровых, в том числе и твоего прадеда. Он же знатным каменщиком был. Любую кладку делал: и вертикальную, и арочную, и резную. Любую. Может, и интересуются, да им денег для этого власть не даёт.

– Дед! А вот под Камерным театром недавно подземелье вскрыли.

– Так его Федот Касьянович ладил.

– Да ты что? Как это было, расскажи? Всё, что знаешь.

– Я знаю, что батя тогда хорошо заработал. Хозяин, оренбургский купец Бреслин, ещё имечко у него мудрёное было, с кандибобером типа Авраама, нет, постой, сейчас покумекаю, вот, не Авраам, а Аврум. Так он справный был хозяин, не скряга, хорошо платил. Хлеботорговлей занимался. Призвал этот Бреслин мастеров во главе с Федотом Касьяновичем и рассказал им свою задумку. Было это в конце девяностых годов девятнадцатого века, так говорят, если 1898 год. К тому времени в Челябинске открылось несколько контор для покупки русской пшеницы, которую отправляли по железной дороге в балтийские порты и дальше за границу. На том этот Аврум и поднялся. Воистину хлебное дело. Заложили, значит, большой особняк, ну этот самый, где сейчас театр и возводили его пять лет. А какой же купеческий дом без добрых подвалов и погребов? Это же известное дело. Торговля без запаса не торговля. Да и семейные различные припасы: соленья, варенья, овощи, фрукты и другая снедь.

Дед замолчал, посасывая трубку. Посвежело. Я зябко передёрнул плечами.

– Чё, прохладно? – он накинул на меня куртку, – может, поспишь?

– Нет-нет. Мне очень интересно. И что дальше было?

– А то и было, что задумка-то Бреслина была богаче, чем просто подвал. В городе не было ни единой газеты, вот он и решил открыть типографию для неё. Для этого под домом был заложен зал в двести квадратных метров с кирпичным арочным потолком. Там места хватало бы для всего: и для припасов, и для типографии. Да закавыка вышла. Стали донимать подземные воды, весной подтапливать. Тогда Бреслин решил сделать водоотвод к реке, проложив до неё ход, туннель по-нынешнему. Хитрый и умный был купец. Он смякитил, что тогда получится запасной путь для отхода от ворога, ежели такой случится. Две горошины на одну ложку. И подвалы будут сухими, и семью спасти будет можно, если что-то случится. Времена-то были лихие. Вот тут-то и пришлось бригаде Федота Касьяновича потрудиться. Берег реки оказался мягким, рыхлым. Даже обвалы случались, но, слава богу, без убивств. Чего не было, того не было. Потому работы и затянулись. Дом-то закончили уже в 1903 году, а к Миассу добрались только через три года.

Первый номер газеты «Голос Зауралья» вышел в 1907 году. Два года проработала типография, но дело оказалось убыточным. А для настоящего купца это нож к горлу. Не может он бросать на ветер деньги, заработанные честной коммерцией. Отец, получив хороший полный расчёт, прикупил домик на берегу Миасса, в котором ты и родился. Вот такие кочеврижки.

Дед задумался, выбил трубку о подошву и крякнул.

– Вот жисть-злодейка куда повернула. Ну кто мог подумать тогда… Каких людей поизвели! А теперь вновь топорщимся и тужимся.

– Ты о чём, дед? О революции?

– Да о ней, поганой. Думали, светлая жисть для всех будет, а получили кровь да беду. Хотели извести богатых, а тяперечи что? Бедных стало ещё больше. Катавасия какая-то.

– А что после революции стало с этими подвалами?

– Забросили их. Хозяина-то настоящего не стало, а кому хочется за ними приглядывать. Замуровали вход и выход и забыли. Их бы почистить, подремонтировать да к делу какому-нибудь приспособить. Какие труды пропадают. Вот ты лет через двадцать расскажешь своим деткам эту историю, а от подвалов к тому времени могут остаться одни воспоминания. Хотя неисповедимы пути Господни. Вдруг власти и озаботятся.

Дед глубоко задумался, беззвучно шевеля губами. Полная луна, выкупавшись в Миассе, спряталась в постели кучерявых облаков. Костерок почти прогорел. Его живые горячие угольки быстро подмигивали звёздам, которых стало значительно меньше. Река едва шевелилась, словно уснула. Наземный город погружался в краткий сон, чтобы назавтра преподнести горожанам и их руководителям новые заботы и проблемы.

Виталий Стадниченко

Родился 25 декабря 1975 года в Магаданской области. Окончил Литературный институт им. М. Горького, мастерскую И.Л. Волгина в 2009 году. Девять лет проработал библиографом и главным библиографом в Российской книжной палате. С 2014 года работает в Российской государственной библиотеке. Окончил Высшие библиотечные курсы при РГБ.

Член Российского союза писателей с 2019 года. Финалист премий «Поэт года – 2018» и «Русь моя – 2019» в области поэзии. Номинант нескольких премий как поэт и прозаик. Более 15 публикаций в сборниках Российского союза писателей, в т. ч. в «Антологии русской поэзии».

Похоронки для Маши

Перед самой войной многие женщины учились управлять трактором, чтобы заменить ушедших на войну чубатых парней. Страна готовилась к войне. Но к такому подготовиться нельзя. Тракторы стояли как серые крейсеры на вечном приколе. Не было топлива, оно всё ушло на фронт. Лошадей тоже не было, они тоже понадобились фронту.

«Оно и правильно, – думала Маша, впрягаясь в борону. – Мы перетерпим. Если они, родные, вернутся с победой…»

Борона шла тяжело. Земля синела под небом. По соседней борозде тянула зубастую сталь Глафира. По её окаменевшему лицу не было видно, что вчера выли в её доме. Это почтальон, скорбная птица времени, остановилась возле её избы. К чувству жалости у Маши невольно примешивалось облегчение. Птица печали снова облетела её порог стороной. Дай Бог, чтобы так было всегда. Ох ты, как тяжела борона! Жгут рвал грудь. Но Маше не нужно топливо, она не трактор. Справится.

Вечером Маша была у себя во дворе. Но в избу не пошла, нечего в ней делать. Мужиков там нет. Маша сидела на скамье, её сделал Егор за два года как фашист вторгся в их страну. Они ушли на войну вместе: отец и сын, Егор и Никита. Строго, но бодро, под «Прощание славянки» и под прощание Маши. Сердце заныло, когда отклубился дым. Может,