Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

продолжал общаться с Зиновьевым, читал, писал, поддерживал переписку с Максимом Горьким и надеялся на его приезд в Калугу. Льву Борисовичу очень хотелось встретиться с Константином Циолковским, но тот отказался то ли в силу возраста, то ли из-за занятости. Однако прислал Каменеву свои книги. Правда, Каменев с сожалением признавал, что ничего в них не понял и «причину космоса» так и не увидел.

Его супруга Татьяна Глебова поддерживала его во всем и металась между Калугой и Москвой, так как в столице она читала лекции в Университете Востока. В Калуге же, почти по завершении срока ссылки, в конце июня, у Каменева и Глебовой родился сын Владимир или Волик[361]. А 10 июля они уже все вместе вернулись в Москву. К тому времени Каменев был восстановлен в партии.

Татьяна Ивановна Глебова с сыном Владимиром

1930

[РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Д. 9. Л. 86]

Глава 13

«Закулисные фракционные игры»

Июль 1928 – май 1932

Не успев вернуться из Калуги, Каменев тут же оказался втянут в историю. Накануне его возвращения, 9 июля 1928 года, с ним связался Сокольников и сообщил о необходимости с ним переговорить. А 11 июля он позвонил ему и рассказал подробности – у Бухарина разрыв со Сталиным, и Николай Иванович хотел бы встретиться с Каменевым лично, так как боится, что тот признает линию Сталина правильной.

Каменев этому удивился. И особенно – поскольку, будучи еще в Калуге, он прослышал, что Бухарин, Рыков и Томский были категорически против его восстановления в партии. Потому он эту просьбу всерьез и не воспринял. А они в тот же день явились к нему без предупреждения. Льву Борисовичу ничего не оставалось, как принять их и выслушать Бухарина.

Николай Бухарин казался замученным и очень взволнованным:

– Дело в ЦК партии зашло так далеко, что Вы, вероятно, и троцкисты неизбежно будете в него втянуты и будете играть в его решении важную роль. Я хочу поэтому, чтобы Вы знали ситуацию. Я знаю, к Вам обратятся сталинцы. Вы, конечно, как политики будете пользоваться этим положением: «набивать цену», но я этого не боюсь. Решать будет политическая линия, и я хочу, чтобы Вы знали, вокруг чего идет борьба.

Вспоминая, как единогласно его вышибли из партии, Каменев засомневался:

Григорий Яковлевич Сокольников

Декабрь 1927

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 100]

Николай Иванович Бухарин

Декабрь 1927

[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 98]

– Да серьезная ли борьба-то?

– Вот об этом я и хотел поговорить, – продолжал Бухарин. – Мы считаем, что линия Сталина губительна для всей революции. С ней мы можем пропасть. Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий с Вами.

«Да неужели?» – думал Каменев. Но при этом продолжал внимательно слушать.

– Я со Сталиным несколько недель не разговариваю. Это беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать.

Каменев на все реагировал сдержанно, а в конце задал простой вопрос:

– Чего же Вы хотите от нас?

Бухарин тогда беспокоился только об одном: что Сталин будет искать Каменева для того, чтобы заручиться поддержкой.

– Сталин хвалится, что Вы у него в кармане. Ваши всюду ангажируют за Сталина. Это было бы ужасно. Вы сами, конечно, определите свою линию, но я просил бы, чтобы Вы одобрением Сталина не помогали ему душить нас[362].

Эта встреча не была единственной, подобные встречи повторялись летом и осенью 1928 года. При этом Каменев ничего не делал и не обещал. Понимая риск, он все же не мог устоять перед соблазном из первых рук узнавать о положении в партии. В итоге, как и ожидалось, нелепые попытки со стороны Бухарина создать какой-либо блок против Сталина потерпели крах. Бухарин плохо знал Каменева. Иначе бы понял сразу, что тот никогда не ввяжется в борьбу за власть, да еще против своих принципов, идя на сговор с «правым уклонистом». Однако как для одного, так и для другого эти встречи не прошли бесследно.

В Москве Каменева назначили начальником Научно-технического управления ВСНХ СССР. Он, исправно выполняя скучнейшую для него работу, радовался возвращению в партию и надеялся, что постепенно вернется к партийной работе.

А в это время Троцкий написал свое знаменитое обращение от 21 октября 1928 года о тактике оппозиции и с призывом активизировать оппозиционную борьбу против Сталина. В нем же он упомянул и Каменева, и его беседы с Бухариным и представителями Троцкого, и якобы его сожаление о разрыве с Троцким [363].

Узнав о содержании обращения, Каменев еще раз убедился, что не зря порвал с Троцким. Он, скорее, сожалел, что связался ним, а о разрыве сожалел как раз Троцкий.

«Надо же, – думал тогда Каменев, – а товарищ Сталин-то оказался прав. Троцкий начал использовать все, что только можно, против бывших союзников».

На какое-то время он и думать забыл об этом так называемом обращении. Но вот ему стало известно, что письмо рассылается членам Политбюро. Подумав, что его содержание могут воспринять всерьез, Каменев заволновался и решил защитить себя, написав письмо Сталину 29 ноября 1928 года.

Письмо Л. Б. Каменева И. В. Сталину о его общении с Л. Д. Троцким

29 ноября 1928

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 136. Л. 44–45]

Объясняя месяц молчания, Лев Борисович в письме указал, что изначально не считал нужным реагировать на это обращение и тем более на выдумки относительно бесед с «представителями» Троцкого.

О беседах с Бухариным Каменев умолчал. Раз о них известно Троцкому, то и Сталину тоже. Поэтому отрицать их не стоит. Да и что они были, что не были.

Каменев писал, что изложенный якобы его разговор с Троцким – абсолютный «плод фантазии, подстегнутой политическим раздражением». Он подчеркнул, что каждый шаг Троцкого говорит о правильности решения разорвать с ним отношения: «Поэтому только в политическом бреду можно приписать мне хотя б намек на желание “работать вместе” с троцкистами»[364].

И история как будто бы затихла, но ненадолго. В январе 1929 года, еще до высылки Троцкого за пределы СССР, краткие конспекты бесед Каменева с Бухариным и Сокольниковым, которые он