Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

В этом случае Петербургу пришлось бы конкурировать с Пекином за внешнеполитическую ориентацию такого централизованного кочевого государства. А это привнесло бы элемент непредсказуемости для России на весьма протяжённых границах с Казахской степью, которые протянулись от реки Яик до приблизительно реки Иртыш. В сложившейся ситуации более выгодным было поддерживать отношения с различными казахскими правителями и племенами с каждым по отдельности.

Но и внутри казахского общества было мало оснований рассчитывать на восстановление Казахского ханства с сильной центральной властью. В первую очередь стоит отметить, что в степи уже имели место сильные центробежные тенденции, которые начались ещё в первой трети XVIII века. Различные казахские ханы и султаны, а также становившиеся все более самостоятельными племена не были заинтересованы в возникновении в степи сильной центральной власти. К тому же во второй половине XVIII века у многих из них была возможность самостоятельно выстраивать отношения с соседними земледельческими государствами и, в том числе, капитализировать эти отношения. Например, через прямые денежные выплаты, через подарки, через обеспечение безопасности торговых караванов, а также через приграничную и посредническую торговлю.

В этом смысле попытка Аблая снова сделать Туркестан политическим центром Казахского ханства не имела серьёзной основы, в том числе экономической. Россия и её приграничные рынки предоставляли всё больше возможностей для казахских племён, особенно на западе и на севере Казахской степи. В то же время для южных казахских племён по-прежнему играли большую роль восстанавливающие своё значение рынки Средней Азии. К этому можно добавить также и китайские рынки в Восточном Туркестане. В 1759 году казахам разрешили торговать в Урумчи, а в 1765 году в Чугучаке[217]. Только казахам и андижанцам (условное название выходцев из Ферганской долины. — Прим. авт.) было разрешено торговать в Синьцзяне[218]. Данное обстоятельство как раз и давало возможность казахам заниматься посреднической торговлей в первую очередь между Россией и Китаем.

Важно также, что постепенно «казахские степи приобретали транзитное значение. Со второй половины XVIII века все наиболее удобные транзитные пути из Бухары и Ташкента в Сибирь и Оренбург, из Астрахани в Хиву, из Семипалатинска в китайские города Чугучак лежали через казахские кочевья»[219]. По данным Палласа, вожаки караванов получали от 10 до 20 рублей с каждого навьюченного верблюда[220]. В 1789 году цена охраны караванов доходила до 5% от стоимости груза[221]. В любом случае экономические интересы казахских племён на границах с Россией, Китаем и Средней Азией в этот период времени были слишком разными.

В результате во второй половине XVIII века в Казахской степи сформировалось сразу несколько направлений — российское, китайское и среднеазиатское. Каждое из них имело своё тактическое значение для различных казахских племён и предлагало им разные возможности, как политические, так и экономические. Причём практически каждое крупное племя могло быть самостоятельным субъектом не только в отношениях друг с другом, но и с иностранными государствами. Соответственно, Туркестан и присырдарьинские города были только одним из таких возможных направлений, которое было связано со Средней Азией.

При этом присырдарьинские города и прилегающие к ним территории к моменту появления в регионе Аблая были разделены на зоны влияния между отдельными казахскими племенами и правителями. Данные города и территории обеспечивали их потребности и было крайне сложно вынудить их уступить часть полномочий и ресурсов в пользу единого государства. У Аблая не было ресурсов для обеспечения доминирования в этом регионе. Кроме того, он не мог также рассчитывать в полной мере на лояльные ему племена из северной части Среднего жуза.

Их интересы, в том числе и экономические, уже были тесно связаны с местными рынками России и Китая. Средняя Азия не представляла для них серьёзного экономического и политического значения. Следовательно, Аблаю было сложно увлечь северные казахские племена идеей борьбы за восстановление государственности на юге. В связи с этим существует очень интересный документ, написанный в 1778 году.

Со слов некоего старшины по поводу хана Аблая было записано, что «некоторые из верных к российской стороне старшины с подчинёнными им атагайским, караулским, кирейским, кашкалским и каракисяцким родами не захотели ему, Аблаю, последовать, лишась настоящего своего покоя, то вслед за ним, Аблаем, отъехавшим уже на тысячу вёрст, зделали посылку нарочного с тем, чтобы он, Аблай-хан возвратился и в прежнем состоянии находился; а ежели того не учинит, что он над теми киргизцами, кои остались при границах российских, не будет иметь никакой его властью»[222]. Заметим, что речь идёт о ключевых родах племени аргын — атыгай, караул, каракесек, а также племени керей из Среднего жуза. Именно на эти рода в основном опирался Аблай в предшествующие годы, в частности, во время борьбы с джунгарами.

Но также немаловажно, что для казахских племён приобретали всё большое значение ещё и пастбища, многие из которых находились на территориях под контролем России и Китая. На западе их приоритеты были связаны с междуречьем Волги и Яика. Племена Младшего жуза стремились перегонять скот на зимние пастбища за реку Яик. На севере племена Среднего жуза были заинтересованы в доступе к Ишимской и Кулундинской степям, которые были отрезаны вновь построенными линиями русских крепостей. На востоке речь шла о ранее занятых джунгарами территориях, в том числе за рекой Аягуз. «Когда казахи на основании грамоты, выданной богдыханом Аблаю, их не пропустили далее реки Аягуз. Далее Аягуза китайская кордонная стража разрешала казахам ездить только для торга»[223].

Растущая потребность казахов в пастбищах была очень интересной особенностью данного исторического периода. Казалось бы, в предшествующее сложное время, связанное с войной с джунгарами, должен был быть нанесён тяжёлый удар по казахским племенам и их кочевому хозяйству. В 1720-х годах многие казахские племена были вынуждены покинуть свои традиционные кочевья. Некоторые из них бежали в Среднюю Азию, где участвовали в местных войнах, другие к российской границе. В 1740-х годах новое джунгарское наступление также нанесло серьёзный ущерб казахским племенам. При этом за исключением Новой Ишимской линии российские крепости на севере и западе ещё не сильно стеснили казахские племена. Более того, после 1731 года новая граница с Калмыцким ханством проходила по реке Яик, а не по реке Эмба, как это было в 1720-х годах. Однако уже в 1750-х годах нехватка пастбищ становится серьёзной проблемой.

Можно предположить, что рост потребностей казахских племён в пастбищах был в первую очередь связан не только в связи с общей стабилизацией ситуации в степи после разгрома джунгар.