Стихи и эссе - Ингер Кристенсен

class="v">номерами на шкурах, приговорённые к своей жизни,

и пикирование зимородка в сине-замёрзший

мартовский ручей, если ручьи есть,

если кислород в ручьях есть, если кислород,

особенно, есть, особенно там, где цикад

гласная «и» есть, особенно там, где небо

цикорием как синька, растворённая в воде,

есть, хромово-жёлтое солнце есть, кислород

особенно, наверняка он есть, наверняка

будет он у нас, кислород, которым мы

будем дышать, будет, огнеглазка, огневая крона будет,

и небесная душа озера, огороженная бухта

с тростником будет, ибис будет,

и порывы души, внесённые ветром в облака,

будут, как кислородные водовороты в Стиксе,

и до дрожи, в пейзаже мудрости, свеча во льду,

идентичная свету, и до дрожи в свече,

во льду – Ничто, олицетворённое, проникновенное,

как твой взгляд сквозь дождь, этот шуршащий,

стилизующий себя под жизнь моросящий дождик,

в котором четырнадцать кристаллических решёток, семь

кристаллических систем, твой взгляд, как в моём,

и Икар, Икар беспомощный есть,

Икар, облечённый в расплавившиеся крылья из

воска есть, бледный как труп

в штатском, есть, Икар в самом низу, где

голуби есть, сновидцы, куклы

есть, волосы сновидцев с оторванными

клоками раков, кожа кукол с иголками

в складках платья, плесень загадки есть, и улыбка

есть, и дети Икара, белые, как агнцы

сквозь серый свет, наверняка дети будут, наверняка

мы будем, и кислород у распятия кислорода,

как изморозь мы будем, как ветер мы будем,

как радужная оболочка радуги мы будем в искристом

блеске полуденницы-ледянки, траве тундры, как крошки

мы будем, такие крохи, как пыльца в торфе,

как крошечный вирус в теле, как водяная чума, вероятно,

как белый клевер, как мышиный горошек, как ромашка,

сосланная в снова утерянный рай, но тьма, она

белая, говорят дети, райская тьма белая,

но не такого рода белая, каким гроб бывает

белый, если вообще гробы есть, и не такого рода

она белая, как молоко белое, есть, белое это

белое, говорят дети, тьма белая, но не того

рода белая, каким бывает Белое, если оно есть,

если фруктовые деревья есть, так бело вы цветёте,

тьма же белее настолько, что глаза тают

10

июньские ночи есть, июньские ночи есть,

небо наконец как будто поднято до небесных

высот и одновременно так нежно спускается, как будто

сны можно увидеть, прежде чем приснятся, пространство

в обмороке, насыщено белизной, безурочный

звук росы и насекомых, и никто в это

летящее лето, никто не осознаёт, что

осень есть, послевкусие и размышление

есть, только головокружительные ряды этих

неутомимых ультразвуков есть и нефритовое

ухо летучей мыши, обращённое к тикающему мареву,

никогда не было склонение земного шара так чудесно,

никогда цинковые белила ночи такими белыми,

так беззащитно растворёнными, нежно

ионизированными белыми, и границы незримого

чуть ли не осязаемыми, июнь, июнь, твои лестницы

Иакова есть, твоё спящее животное и его сновидения

есть, витание галактического зародыша между

Землёй такой земной и Небом таким небесным,

тихая юдоль печали, такая тихая, и плач всё

опускается, всё ниже, как грунтовые воды опять

в землю, Земля, Земля в своём беге вокруг

Солнца есть, Земля в своём движении

гружённая жасмином, ясписом и железом,

с железным занавесом, знамениями и ликованием,

с поцелуем Иуды, на всякий случай, и гневом девственниц

на улицах, Иисус из соли, с тенью дерева жакаранда

над рекой, с охотничьими соколами, истребителями,

и с январём в сердце, с Фонтаном Радости

Якопо делла Кверча в Сиене и с июлем, тяжёлым,

как бомба, с отечественными мозгами, пороками сердца

и трясункой, и земляникой, и с корнями

железного дерева в усталой земле

Земля, которую воспевает Джаядева[42] в своей

мистической поэме XII века, земля с береговой

линией сознания синей, и с гнёздами, где

серая цапля есть, с её в свод неба спиной, или малая

выпь есть, загадочная и пугливая, или ночная

цапля кваква, или малая белая цапля, чепура-нужда,

и размах крыла у лесной завирушки, журавля

и голубя, и Земля есть с Джаланхаром, Джабалпуром и

Девой Марией, Ютунхеймом и юрским периодом

есть, с рекой Жаброн и слоном Джамбо, Джокьякарта

есть, со снежными бурями, с дымянкой есть, с водными

массами, с материковой массой, с землетрясением есть,

с Юденбургом, Йоханнесбургом, с Иерусалимом Иерусалима,

Атомная бомба есть,

Хиросима, 6

августа 1945

Нагасаки, 9

августа 1945

140 000 погибших и

пострадавших в Хиросиме

около 60 000

погибших и

пострадавших в Нагасаки

цифры, оцепенело

стоящие в какое-нибудь

обычное лето

с тех пор как пострадавшие

умерли, сперва многие,

потом большая часть, меньшая, но

все, наконец дети

жертв, мертво

рождённые, умирающие,

многие, сперва

некоторые,

потом все, я стою

в своей кухне и чищу

картошку, вода

течёт из крана и

перекрывает голоса

детей в саду,

дети кричат и

перекрывают почти

голоса птиц в

деревьях, птицы

поют и перекрывают

почти шелест

листьев на ветру;

шелест листьев

почти перекрывает

тишиной небо,

небо светится,

и свет почти,

с тех пор как

он стал немного

похожим на свечение

атомной бомбы

11

любовь есть, любовь есть,

так самозабвенно твоя рука лежит в моей, как

что-то юное, и невозможно помнить смерть,

невозможно помнить как какую-то неотъемлемую

жизнь, как химическое движение, начиная от

гребневика до сизого голубя, всё,

теряясь, исчезает, невозможно помнить, что

толпы там и