Паустовский. Растворивший время - Олег Дмитриевич Трушин

Впрочем, сам Паустовский, невольно став одним из первооткрывателей нового жанра, определив его название для себя как «история с географией», все последующие годы будет работать именно в нём.

С. Третьяков в статье «Кара-Бугаз», опубликованной в газете «Правда» 6 января 1933 года, как бы вторя Ромену Роллану, отметит, что «…“Кара-Бугаз” Паустовского – тоже литературное открытие страны, которая до сих пор была известна только лишь по очертаниям на картах. “Кара-Бугаз” – социалистическая биография громадного края, лежащего доселе голодной пустыней и в наши дни».

Создавая «Кара-Бугаз», Паустовский вряд ли думал о том, что в жанровом выражении это будет определённое открытие в литературе. Он создавал повесть на том материале, который не просто аккуратно ложился на лист бумаги, но и был принят сердцем автора. Несмотря на это, повесть рождалась не без трудностей. Она писалась как бы между прочим. И в то же время в этот творческий период Паустовского была его главным детищем, судьбу которого он вряд ли мог предсказать. Симбиоз соцреализма и романтизма, истории и научного подтекста, «сдобренный» приключенческим накалом почти в каждой главе, сделал «Кара-Бугаз» особым явлением литературы своего времени, а его автора несколько «вывело» из тени Грина.

О чём же эта повесть? И что так живо привлекло к ней внимание критиков?

В повести десять глав, и в каждой из них – человеческая судьба. Это и заблуждающийся лейтенант Жеребцов, считающий, что залив Кара-Бугаз непригоден для жизни, и писатель Евсеенко, сумевший определить, что старый моряк Жеребцов хранит в себе некий литературный сюжет о странствиях по Средней Азии и Каспийскому морю. Конечно, в эпицентре внимания читателя судьбы геолога Шацкого, исследователя Средней Азии и Каспия, и афганки Начар, выданной в 15 лет замуж за туркмена… Героем книги стал даже сам её автор, и его «незримый» образ явственно присутствует на борту старого парохода «Николай», взявшего курс на Кара-Бугаз в январе 1920 года. При прочтении повести окунаешься в быт народов, которые обосновались на Кара-Бугазе, и это ещё больше оживляет прочтение. А ещё – что, наверное, самое главное – книга пропитана борьбой добра и зла, выстроенного на контрасте прошлого и настоящего.

И всё одно критика пыталась найти в «Кара-Бугазе» определённые «сколы» не только в технике написания, но и в сюжетной линии. Ведь «при желании, – напишет в своей статье «Отличная книга» П. Павленко, опубликованной в «Литературной газете» 11 декабря 1932 года, – можно придраться и к манере изложения, и к некоторой сущности, отдающей стилизацией, можно не согласиться и с приключенческим темпераментом книги, наконец, можно, вероятно, найти и промахи конструктивного порядка»[21].

Г. Колесникова всё в той же статье «В поисках необычного», не обойдя вниманием «Кара-Бугаз», пишет следующее:

«Нечуткость автора к человеческим переживаниям своих героев наталкивает на мысль, что Паустовский принадлежит к разряду тех писателей, которые пишут больше от ума, чем от сердца. Он пока ещё мало чувствует людей во всей их человеческой сложности. Он к своим выводам приходит умозрительным путём. Он не воплотился в своих героев, он наблюдает их со стороны. Он не страдает их страданиями, не радуется их радостям – и поэтому они схематичны.

Поэтому Паустовскому не удалось создать типов. Он показал пока только ряд характерных фигур, но типов, но характеров людей, побеждающих пустыни и болота, он ещё не создал.

Паустовскому удаётся показ происходящих событий и обстановки, в которой эти события развёртываются. Он очень ярко, смелыми, сочными мазками рисует природу.

Интересно, что с самых первых лет своего творчества Паустовский определил свой любимый пейзаж. <…> Автор любит описывать сильные события, катастрофы, ливень, грозу, наводнение, ветер, бурю.

<…> У Паустовского есть одно характерное и довольно трудно объяснимое свойство. Почти невозможно определить жанр его произведения. <…>

Нечёткость жанра опять-таки является результатом поисков необычного. И здесь Паустовский стремится дать что-то вроде рецидива литературщины, под знаком которой прошли первые годы творческого становления писателя. Хочется надеяться, что он сумеет преодолеть эту болезнь без особых осложнений и дать новые, лучшие книги.

<…> Паустовский, несомненно, талантлив. Его творческий путь – постоянное движение вперёд. Однако, чтобы подняться на уровень высокого художественного мастерства, он должен до конца овладеть искусством построения сюжета и, – это основное и самое главное, – он должен научиться чувствовать и давать людей во всей их человеческой сложности. Уметь так же убедительно показывать людей, как это делает автор, когда касается вещей, явлений и событий».

Конечно, можно упрекнуть автора данной статьи в предвзятости и нежелании видеть того, что, по сути, хотел сказать Паустовский своей повестью. Связь настоящего с будущим, позволяющая не только растворить время в пространстве, но и обрести понимание его нового свойства – перевоплощение настоящего в будущее. Вот чего не желали понимать и видеть в произведении Паустовского не только автор статьи «В поисках необычного», но и другие критики, осуждавшие Константина Георгиевича за чрезмерную увлечённость романтизмом.

И всё же, хотел этого Паустовский или нет, но «Кара-Бугаз», с некоторой долей «шероховатости», как нельзя удачно лёг в канву соцреализма эпохи первой пятилетки и даже был поставлен в пример другим литераторам.

«Нам нужно создать столь же красочную художественную литературу, насквозь проникнутую нашей, коммунистической идеологией. Дать героику нашего строительства. «Кара-Бугаз» продолжает путь в этом направлении», – укажет Надежда Крупская в своей статье «Кара-Бугаз», опубликованной в газете «Комсомольская правда» 5 января 1933 года. – <…> Главное достоинство книги то, что автор её, Константин Паустовский, – сам участник и энтузиаст этого строительства, сам участник и энтузиаст овладевания пустыней. И он умеет заразить читателя огнём своего энтузиазма»{166}.

Конечно, была в статье и критика. Надежда Константиновна, упрекнув Паустовского в том, что ему, как, «несомненно, очень одарённому писателю, надо бы обдумать, как внести больше ценности в изложение, как перегруппировать в этом направлении данный материал», посетовала, что «в книге не хватает одной очень важной вещи – не говорится о возрастающей роли стекла во всех современных стройках, о роли сульфата в стекольном производстве, о роли его в сельском хозяйстве. Этому надо бы посвятить ряд страниц».

Конечно, трудно согласиться с мыслью Крупской относительно необходимости освящения в «Кара-Бугазе» вопроса производства стекла и роли в этом процессе сульфата, но тем не менее её статья в поддержку автора повести сыграла свою ободряющую роль. Желающих возразить Крупской тогда не нашлось.

Уже 1 апреля 1933 года В. Лядова в своей статье «О детской литературе»