Паустовский. Растворивший время - Олег Дмитриевич Трушин

«Мы должны только требовать от писателя подлинного реализма не в техасском его понимании: “дайте-ка пощупать”, а в более высоком, о котором Карл Маркс, будучи ещё совсем молодым, писал немецкому радикальному писателю Арнольду Руте: “Мы не вступаем в мир с новым доктринёрским началом: вот тебе истина, на колени перед ней! Мы развиваем для мира новые основы из основ самого мира”.

В этом отношении очень характерна книга Паустовского “Карабугаз” (изначально название книги писалось слитно), которая имеет всё основание стать и уже становится одной из самых популярных детских книг».

В свою очередь, Горький в статье «Литературу – детям», опубликованную в газете «Известия» 10 июня 1933 года, хотя и вскользь, но всё же не обошёл своим вниманием «Кара-Бугаз», указав:

«Смелый и удачный опыт нескольких авторов, создавших для детей и юношества книги о перспективах нашего строительства (Ильин, автор “Рассказа о великом плане”, Паустовский, автор “Кара-Бугаз”, и др.), убеждает нас в том, что с детьми можно говорить просто и увлекательно, без всякой дидактики, на самые серьёзные темы»{167}.

Появление «Кара-Бугаза» выправило положение Паустовского не только среди писателей новой социалистической формации, но и придало его творчеству нужный «окрас», значительно снизив в его адрес накал страстей от лица тех, кто так активно посредством критики вторгался в его творческий процесс. По сути, «Кара-Бугаз» стал той твердыней, той защитой, о которую «разбилось» многое из того, что мешало Паустовскому в его свободе творчества.

И если творческую биографию Паустовского образно разделить на три части, то можно с уверенностью сказать, что первая из них прошла под знаком «Блистающих облаков», последняя овеяна славой «Повести о жизни», ну, а вторая осенена «Кара-Бугазом», повестью, задавшей нужный вектор жанровой линии всех последующих произведений автора, причём в независимости от их формы.

«Колхида»: «…оставляет ощущение несовременной книги»

Однажды на одном из букинистических развалов блошиного рынка в городе на Неве автором этих строк было приобретено второе издание повести Паустовского «Колхида», вышедшее в издательстве ОГИЗ «Детская литература» в 1935 году. Книга обычного формата, с иллюстрациями П. П. Соколова-Скаля, примечательная не только годом издания (первое вышло в этом же издательстве годом раньше), но и тем, что на протяжении нескольких лет её выбирали в качестве подарка, о чём свидетельствовали надписи на титульном листе:

«Кирюше Кашкарову – мама. 1936 г.»,

«Игорьку от тёти Нади. 12/X-48 г.»,

«Машуну от папы. 6/XI-50».

Книга с историей! Трудно сказать, состояли ли все эти юные читатели в близком родстве, да и вообще, знали ли друг друга. Да вряд ли такого отношения к себе могла бы получить книга, не располагающая к её прочтению. Без всякого сомнения, она имела ценность и для тех, кто дарил, и для тех, кому дарили.

Собрание новелл под общим названием «Колхида», пёстрых по содержанию, но объединённых одной темой – покорения природы, на этот раз – субтропиков, впервые было опубликовано в горьковском журнале «Год 17-й» за 1934 год. В этом же году повесть выйдет и в «Роман-газете» № 10.

«Колхида» не смогла повторить успеха «Кара-Бугаза», но определённую значимость в творческой судьбе её автора сыграла.

На одном из первых читательских обсуждений, состоявшихся в московском клубе «Авиахим» 23 января 1935 года, в частности, говорилось:

«Автор весьма занимательно строит описание возникновения на побережье Чёрного моря, из лесных зарослей и болот, культурных участков для субтропических растений: чая, лимона, бамбука, лакового дерева и др.

На протяжении всей книги с неослабевающим интересом следим, каким путём идёт освоение болот Колхиды, что предпринимают специалисты в целях приспособления природы на службу человеку, – напр., кольматаж – осушение болот путём заливания участков мутной водой, заградительные стены из эвкалиптов от фэна (горяч. ветра) и др.»{168}.

Индустриализация, всколыхнувшая страну в конце 1920-х годов и нашедшая своё отражение в литературе последующих лет первых пятилеток, была неразрывно связана с преобразованием природы человеком, что само по себе явилось одной из основных тем в творчестве писателей этой поры. Ориентир на прославление человека, покоряющего природу во всех проявлениях – в науке, промышленности, сельском хозяйстве, – сделал своё дело и в литературе.

После «Кара-Бугаза» была необходима новая встряска мысли, а для этого нужна была особенная её «закваска», что так или иначе могло подтолкнуть к новой вещи.

Поездка Паустовского на Луганский паровозостроительный завод ранней весной 1933 года, не дала большой темы. Статья-очерк «1080 паровозов»{169} «просочилась» сквозь рутину других производственных публикаций.

Другой очерк – «Страна над Онегой»{170}, наглухо «застревая» в черновиках, от разу к разу перерабатываясь, получив несколько вариантов, так и осядет в писательском столе, без всякой надежды на публикацию.

И вот в мае 1933 года редакция журнала «Наши достижения» направляет Паустовского на любимое им Чёрное море, в Абхазию. Итогом этой поездки и станет повесть «Колхида», над которой Паустовский будет трудиться около года.

Повесть будет рождаться непросто. Написанная большей частью в Доме творчества «Малеевка», по свидетельству Паустовского, будучи в черновом варианте, она пройдёт через руки самого Горького, который со всей строгостью «пролетарского писателя» внесёт в её текст несколько содержательных правок.

Повесть-фантазия, несущая на себе налёт феерии «Алых парусов» Грина, «Колхида» была задумана автором как повесть о будущем.

«Прежде всего “Колхида”, – скажет Паустовский на обсуждении повести в Гослитиздате 29 января 1935 года, – это, конечно, не протокол и не фотография, поэтому целый ряд возражений, которые шли по этой линии, для меня лично не существуют, отпадают. Натурализма в этой книжке нет и не должно быть.

Дело в том, что эта книжка, собственно говоря, есть книжка о будущем. Колхида, которая здесь дана, это не Колхида сегодняшнего дня. Здесь сегодняшний день переплетается с тем, что должно быть. Может быть, поэтому здесь нет тех элементов, о которых вы говорили, классовой борьбы в такой ясной форме»{171}.

Примечательно, что Паустовский, как бы страхуя повесть от нападок ярых сторонников соцреализма, в первых её изданиях претворяет начало эпиграфом «Социализм нельзя построить без фантазии», якобы взятым из речи Ленина на XI съезде партии. Хотя – и это доподлинно известно – в самой речи «вождя пролетариата» такого высказывания нет. И эта «вольность» Паустовского не прошла мимо читателей. Пришлось оправдываться. В более поздних переизданиях «Колхиды» эпиграф был снят.

Тем не менее на том же обсуждении повести в Гослитиздате на вопрос: «К какому жанру относит автор своё произведение: это повесть, роман, художественный очерк?» – Паустовский ответит очень