Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер

к югу от перевала Бреннер, где армии СС планировали дать последний бой. В Райхенау он слышал, что гауляйтер Инсбрука уже отправился туда. Сердце Фэй упало: «Как будет иронично, если, прожив так долго, мы погибнем в последнем сражении этой войны!»[503]

По крайней мере, тревогу и неудобства сглаживал красивый местный пейзаж. Утреннее солнце разлилось по глубокой узкой долине с крутыми зелеными холмами и скалистыми выступами, покрытой складками, словно свободная одежда, расшитая полосками и заплатами из сосен и усеянная огороженными альпийскими фермами. Над верхушками зеленых деревьев виднелись острые скалистые пики, покрытые снегом. Долина круто спускалась с высокого перевала; дорога петляла среди холмов.

Курт фон Шушниг смотрел на это сентиментальным взглядом человека, возвращающегося домой. Он родился и вырос в Тироле, где появился на свет в 1898 году в долине над озером Гарда, и знал здесь каждый город и деревню. В его детстве вся эта земля была австрийской. Тироль когда-то был историческим княжеством в самом сердце Австро-Венгерской империи. После поражения Центральных держав[504] в 1918 году империя распалась, Австрия сократилась до жалкого клочка земли, а южная половина Тироля по Сен-Жерменскому договору[505] была передана Королевству Италия. Шушниг все еще считал его своей родиной и с неохотой признавал, что «с точки зрения политики» Южный Тироль теперь был итальянской землей[506]. Здесь культуры смешивались друг с другом, и почти каждое поселение и местность имели два названия, немецкое и итальянское.

Вскоре Шушнигу стало ясно, что, куда бы они ни направлялись, это определенно был не Больцано. Сразу за деревней Франценсфесте[507] глубокая долина, ведущая вниз от перевала Бреннер, начала расширяться. Конвой повернул налево, через ущелье в горах, ведущее к Пустерталю – широкой альпийской долине, пролегающей с запада на восток через Доломитовые Альпы. Шушниг знал, что этот путь в конечном счете приведет их обратно в австрийский Восточный Тироль. Он сказал об этом Пейн-Бесту и другим, породив новую волну предположений и догадок[508].

К 9 часам утра погода стала сырой и мрачной, ливень заливал долину и скрывал лесистые возвышенности в туманной дымке. Колонна проехала около 50 километров, и сразу за деревней Вельсберг-Тайстен[509] машины свернули с главного шоссе на дорогу, обозначенную указателем на прибрежный курорт Прагзер-Вильдзее[510]. Через несколько метров они приехали к железнодорожному переезду и немедленно остановились[511]. И снова заключенные смотрели, как Штиллер и Бадер вышли и стояли под дождем, обсуждая, что делать. В конце концов автобусы выехали с боковой дороги обратно на шоссе, где водители остановились и выключили двигатели.

Они находились посреди альпийских лугов, с обеих сторон переходящих в густые сосновые леса. Железная дорога шла вдоль автомобильной, обе, укутанные туманом, исчезали вдали за лесистыми склонами.

В такой мирной обстановке можно было найти утешение и забыть о нависающей над ними опасности. Однако реальная ситуация была совсем иной. После пяти лет войны Северная Италия была охвачена безумием убийств и взаимных обвинений. Казнь Бенито Муссолини, которая произошла позже в тот же день, была лишь толикой этой ситуации. Тремя днями ранее, 25 апреля, Комитет национального освобождения в Милане – головная организация итальянского сопротивления – объявил всеобщее восстание, призвав партизанские отряды по всей Северной Италии начать интенсивные атаки в тылу немцев[512]. Деревни, поселки и города становились ареной ожесточенных сражений между бойцами Сопротивления и немецкой полицией и военными подразделениями. Партизаны бродили по сельской местности, верша кровавую месть нацистам, фашистам и любым подозреваемым в пособничестве им. Часто их методы были такими же садистскими, как и методы их бывших начальников. Конкурирующие партизанские группировки также сражались друг с другом. В этой атмосфере возмездия, а также в условиях, когда солдаты СС и СД стремились избавиться от своих пленников или отомстить им, жизни заключенных висели на волоске.

Пастор Нимёллер заметил, что некоторые из охранников пьют самогон, добытый в деревне по пути. Он предупредил Вингза Дэя, что пьянство среди СС часто является прелюдией к зверствам. Так думал не только Нимёллер. Дэй не мог не заметить, что заключенные, которые провели много времени в концентрационных лагерях, становились «очень нервными», когда автобусы простаивали на обочине[513].

Их худшие опасения несколько развеялись, когда к ним обратился Штиллер. Он объяснил, почти извиняясь, что отель «Прагзер-Вильдзее», куда он надеялся их доставить, оказался занят тремя генералами люфтваффе и их штабами, поэтому ему придется искать альтернативу. Но поскольку в машинах оставалось опасно мало топлива, варианты у него заканчивались. Им придется остаться здесь на некоторое время, пока он ищет выход из сложившейся ситуации.

Несмотря на то что заключенные боялись злить охранников, это объявление вызвало громкие протесты. Забыв об опасности, заключенные начали говорить о более насущных проблемах. Когда им дадут завтрак или хотя бы воды? Со вчерашнего дня они получили только кофе и походный паек. Женщины беспокоились о детях и стариках. Все злились, они устали от изнурительного путешествия и были сыты по горло, казалось, бесцельным блужданием. Военные – включая ряд генералов, командовавших крупными силами на поле боя, – были возмущены неорганизованностью Штиллера и Бадера. Все голоса смешались в бессмысленную неразбериху. Увидев такую реакцию, Штиллер вышел из автобусов, чтобы снова посоветоваться с Бадером[514].

Заключенным разрешили выйти и размять ноги. Дождь прекратился, но все равно было сыро и холодно. Охранники СС и СД выстроились по обе стороны дороги с интервалом в десять метров, держа автоматы наготове.

Пейн-Бест несколько раз воспользовался возможностью поговорить со Штиллером наедине, расспросив о планах и изучив его настроение и характер, но ни то ни другое его не впечатлило. Теперь, прогуливаясь по дороге, он завязывал разговоры с солдатами СД Бадера, с которыми познакомился в период пребывания в здании школы в Шёнберге. Он совершенно не сомневался, что эти люди расстреляют заключенных, если получат такой приказ, однако среди тех, с кем он говорил, какого-то особого рвения к резне он не заметил. По крайней мере, один из них считал, что было бы неплохо начать с убийства Штиллера и Бадера. Пейн-Бест пытался поддержать эту идею, но она так и не прижилась[515].

По мнению Пейн-Беста, скорее нужно было убедить Штиллера нарушить приказ и спасти заключенных, ведь тогда тот сможет надеяться, что с ним не сделают ничего плохого, когда он будет схвачен союзниками – что рано или поздно произойдет. Поставив его перед этим фактом в Дахау, Пейн-Бест не добился никакого прогресса, и сейчас дело шло не лучше. Штиллер боялся и не мог предать Бадера. Хотя 30 эсэсовцев Штиллера превосходили численностью солдат СД Бадера, последние были более мотивированы и более склонны к