Каждому свое - Елена Евгеньевна Съянова

Из речи главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко:

…Господа судьи, чтобы еще более правильно оценить значение преступной деятельности подсудимого Гесса… я напомню статью в газете «Национал цайтунг» от 24 апреля 1941 года, посвященную Гессу: «Много лет тому назад, – это было еще до войны, – Рудольфа Гесса называли “совестью партии”. Если мы спросим, почему заместителю фюрера было дано это почетное звание, то на этот вопрос нетрудно ответить: нет ни одного события в нашей общественной жизни, которое не было бы связано с именем заместителя фюрера. Он настолько многосторонен и своеобразен в своей работе и в сфере своей деятельности, что это нельзя сказать несколькими словами. <…> Многие мероприятия, проведенные правительством, особенно в сфере военной экономики и в партии, проводились полностью по инициативе заместителя фюрера».

Во время оглашения приговора и в первые минуты после оглашения было очень похоже, что сам Гесс ожидал решения о казни. Именно к этому он шел, заявив на суде, что «впредь моя память снова будет исправно работать», и этим перечеркнув всю защиту своего первого адвоката Гюнтера фон Роршейдта.

Его вторым адвокатом стал доктор Альфред Зейдль, выполнивший, таким образом, просьбу Лея «взять дело» Рудольфа Гесса. Зейдль запретил Гессу давать какие бы то ни было свидетельские показания, а затем произнес в его защиту блестящую речь, которой аплодировал весь зал.

Речь же самого Гесса (последнее слово перед приговором) едва не свела на нет все усилия «самого проницательного и самого агрессивного из юристов защиты», как называли здесь Зейдля. Например, обращаясь к советским представителям, Гесс напомнил им «показательные» судебные слушания 1936–1938 годов и тех подсудимых, «столь удивительным образом обвинявшим себя». «Чтобы заставить их говорить то, что они говорили, были использованы некие психотропные средства. Те же «средства» заставляют людей и поступать согласно отданным приказам. Последний момент имеет огромное значение в связи с деятельностью персонала немецких концентрационных лагерей – не поддающейся иначе никакому иному объяснению. На такие действия нормальные люди не способны, тем более врачи и ученые».

Закончил он так: «Много лет своей жизни я проработал под началом величайшего сына моего народа, рожденного впервые за тысячи лет его истории. Даже если бы это было в моей власти, я бы не захотел вычеркнуть этот период из своей памяти. Я счастлив, что выполнил свой долг перед народом – свой долг немца, национал-социалиста, верного последователя фюрера. Я ни о чем не сожалею».

Гесс был признан виновным по первому и второму пунктам обвинения – заговор и преступления против мира, – но в военных преступлениях и преступлениях против человечества его вина установлена не была.

Когда зачитывали приговоры, Гесс не надел наушников. Из зала он вышел, сильно откинув назад голову и нервно посмеиваясь. Гилберту он сказал, что даже не слушал, к чему его приговорили.

9 и 10 октября 1946 года прошли заседания Контрольного Совета по вопросу о помиловании.

Просьбы о помиловании были представлены от имени Геринга, Гесса, Риббентропа, Кейтеля, Розенберга, Франка, Фрика, Штрайхера, Функа, Деница, Редера, Заукеля, Йодля, Зейсс-Инкварта, фон Нейрата.

Просьбы о помиловании не были представлены Кальтенбруннером, фон Ширахом и Шпеером.

Просьбы о помиловании Геринга, Штрайхера, Франка и фон Нейрата были представлены их защитниками без согласия на то или полномочий со стороны подзащитных.

Подсудимый Редер просил заменить ему пожизненное заключение расстрелом.

Контрольный Совет все просьбы о помиловании отклонил. Ходатайства Геринга, Йодля и Кейтеля о замене казни через повешение расстрелом также было отклонено.

10 октября вечером состоялось еще одно, сорок третье, заседание Контрольного Совета под председательством генерала армии Кёнига. На заседании присутствовали: маршал Советского Союза Соколовский, генерал Макнерни и маршал Королевских воздушных сил сэр Шолто Дуглас.

Контрольный Совет подтвердил, что приведение в исполнение смертных приговоров состоится 16 октября 1946 года. При казни будут присутствовать члены четырехсторонней комиссии, назначенные для этой цели, а также по два представителя прессы от каждой из оккупирующих держав и один официальный фотограф.

15 октября полковник Эндрюс посетил каждого из осужденных и сообщил им об отклонении просьб о помиловании, а также – о предоставленном им праве прощания с одним из близких родственников.

Свидания начали с пяти часов дня. Эльза около четырех зашла к Эмме Геринг, чтобы проводить ее в тюрьму.

Эмма с распухшими от слез глазами сидела в кресле, у окна, закутавшись в шаль, и смотрела на улицу. Сегодня с утра гудели колокола: это пробовали отремонтированную звонницу городского собора. Теперь большой колокол станет отсчитывать часы, как он это делал до той страшной бомбардировки – 7 января 1945 года.

Горожане с удовольствием слушали знакомый с детства, родной звон. За прошедший год много чего отремонтировали, восстановили – жизнь налаживалась.

– Как тяжело на душе, – пожаловалась Эмма. – Кто только придумал такую казнь – прощаться?! И не меня он хочет видеть, а Эдду! Варварство какое, что я не могу взять с собой ребенка! Но не пускать же ее одну!

– Я думаю, он хочет видеть тебя, – сказала Эльза.

Эмма вскинула на нее глаза. Протянув руку, взяла ее за запястье, притянула к себе:

– Тогда пойдем поскорее. Там без сомнения устроят какую-нибудь очередь. Теперь везде очереди! Но меня, как первую леди, должны пропустить вперед, – она усмехнулась и всхлипнула. – А тебе… не дали свидания?

– Нет. Видимо, позже, в Берлине.

– Может быть, Маргарите позволят?..

– Рудольф никого не хочет видеть.

Эмма покусала губы и снова посмотрела на Эльзу, вопросительно.

– Мне не брать с собой Эдду?

– Пусть лучше побудет у нас.

– Постой… – Эмма встала. – Почему же Луизе Функ дали свидание? У Вальтера ведь тоже пожизненное.

– Я думаю, из-за той ее попытки самоубийства, в декабре.

– Не верю я, чтобы она всерьез…

– Не нужно так, Эмми. Лучше оденься, и пойдем.

Эмма, вздохнув, подошла к шкафу, начала пересматривать платья. Выбрала светло-серое, достала с полки шляпку к нему, отыскала подходящие туфли. Снова сев в кресло, собралась надеть их и вдруг выронила…

– Эльза! Я же… обещала ему!

Эмма бросилась босиком в спальню и вскоре вернулась с коробочкой из-под румян, завернутой и перевязанной женскими чулками.

Еще прошлым летом Геринг, находясь с семьей в американском плену, взял с жены слово, что при «определенных обстоятельствах» она найдет способ передать ему капсулу с цианистым калием.

– Я ему дочерью поклялась! Он заставил! – ужаснулась Эмма, протягивая Эльзе чулочный клубок. Глаза снова наполнились слезами. – Как же я это теперь сделаю?! Как? Как?

– Одевайся. Я подумаю, – ответила Эльза.

Эмма быстро оделась, опустила вуалетку. Эльза спокойно ждала; капсулу она держала между большим и безымянным пальцами. Эмма глядела на нее из зеркала.

– Возьми в рот. Вот сюда, под нижнюю губу. – Эльза показала пальцем. – Будет незаметно и не