Любовные истории в Стране восходящего солнца - Юлия Алексеевна Чернышёва

О-Хацу вынуждена слушать досужую болтовню гостей и подруг о своем несчастном возлюбленном. Вор ли Токубей? Его оклеветали? А может, его казнят? Вопросы, не лишенные интереса, но не настолько, чтобы озадачиваться ими всерьез. Как бы в насмешку над горем О-Хацу в дом явился негодный Кухэйдзи вместе с дружками и принялся балагурить о дальнейшей судьбе несчастного жулика, которого, несомненно, скоро скормят воронам. Мерзавец великодушно предлагает свое покровительство девушке, и О-Хацу с готовностью принимает его. Сама она еще не готова свести счеты с жизнью, но великодушный новый покровитель наверняка расщедрится на пару ударов клинком, да так, чтобы сразу, наверняка! Злобная решимость хрупкой на вид красавицы производит впечатление, и болтуны умолкают. В это время к дверям веселого дома приходит человек, которого уж точно здесь не ждали, это хозяин лавки Хираноя Тюэмон. Он ищет своего злополучного приказчика. «Где этот мерзавец Токубей?» – восклицает старик, – «Он должен был вернуться, но его все нет. Наверняка он скрывается здесь!»

Несколькими минутами позже несостоявшийся тесть нашего героя называет исчезнувшего парня доверчивым и безвредным простаком, которого окрутила алчная лисица по имени О-Хацу! А чуть позже, зайдя в веселый дом, неугомонный старик затевает разговор с хозяином сего вертепа разврата. Токубей превращается в честного и расторопного парня, которому все желают только добра. Слушая Хираноя, можно подумать, что создатель пьесы был тайным свидетелем случившейся трагедии, так сочно и правдоподобно схвачена речь гневливого, но незлого лавочника, который и вправду желает добра молодому человеку. О-Хацу замечает, что Хираноя вправе ненавидеть ее самой черной ненавистью, но ничего поделать здесь нельзя. Токубей и она связаны неразрывной нитью, и все, что случилось и что случится, было предопределено. Сложно сказать, говорила ли настоящая О-Хацу что-то в этом роде, или Мондзаэмон додумал этот краткий монолог за нее. Скорее последнее. Вряд ли обычная девушка, развлекающая гостей, нашедшая свою любовь и надеющаяся на кусочек счастья, рассуждала в духе ордена мандалорцев из Звездных Войн: «Таков путь!» Становится совершенно непонятным, чему радовалась наша героиня, когда Токубей сообщил, что у него есть гордость и он не нуждается в невестах в комплекте с повышением жалованья. Ведь все давно предопределено, и эта предопределенность не сулит ничего хорошего. Короче говоря, было бы странно отказать Тикамацу в праве на поэтическое преувеличение.

Токубей, пользуясь наступающей темнотой, прокрадывается к дому и подает сигнал своей возлюбленной. Постепенно гости успокаиваются, и О-Хацу, улучив момент, покидает веселый дом, который оказался не таким уж и веселым. Токубей вроде бы готов на последний и решительный шаг, но по своей природе он добродушен и жизнелюбив. Решительная девушка настаивает на том, что выбора больше нет, если быть честным с самим собой, его никогда и не было. Счастье было мимолетным, как взмах крыльев бабочки, и пришло время сбросить постылую иллюзию жизни.

Строго говоря, на этом рассказ и заканчивается. То есть не то чтобы он сразу и резко обрывается, но в общем – это конец. Если до момента бегства влюбленных навстречу смерти театральное действо можно рассматривать как некое (пусть и не вполне четкое) отражение случившейся трагедии, то завершение «Сонэдзаки Синдзю» не претендует на подобную точность. Кухейдзи остался в гостеприимном заведении, но именно там его и настигает удар судьбы. В дом прибегает его слуга Моэй и очень поспешно рассказывает, что та самая личная печать, на потерю которой так недавно жаловался его хозяин, на самом деле нашлась. Похоже, что она и не терялась, а мирно лежала в ящичке, а объявление о ее потере – это просто ошибка. Расторопный прислужник поторопился сообщить властям о том, что недоразумение разрешилось! Дескать, мы глупцы дали объявление о потере печати, а она у нас под носом была, во ведь смех-то какой! А прибежал-то Моэй в веселый дом, потому что старший надзирающий по кварталу очень хочет пообщаться с Кухейдзи и понять: как Токубей мог слепить подложный документ, раз пресловутая печать, как выясняется, не покидала пределов дома Кухейдзи. Уж нет ли тут какого-то жульничества и обмана? Так что самое время поторопиться, уважаемый чиновник очень ждет уважаемого хозяина.

«Услужливый дурак – опаснее врага!» – горестно воскликнул Кухейдзи, и лицо его исказилось так, как искажаются лица актеров в театре кабуки, когда они демонстрируют отчаяние и ужас. На самом деле фраза прозвучала более напыщенно, но смысл передан нами вполне верно. Далее наш злодей делает то, что вряд ли могло произойти в реальности. Оглядываясь по сторонам, как синоби, проникший во вражеский замок, он сообщает своему слуге, что он – Кухейдзи солгал о пропаже печати, он – Кухейдзи присвоил деньги своего доверчивого товарища и собирался прогулять их с красотками, а теперь все на волоске и что делать, совершенно непонятно. Разговорившийся подлец не представлял, на сколь тонком волоске повисла его судьба, ибо старик Хираноя скрылся за дверью и подслушал эти чудовищные откровения. Беспроигрышный сюжетный ход, который сразу выводит действие на финишную прямую. Хозяин лавки выскакивает, как чертик из табакерки, и повергает негодяя на пол. Кухейдзи не выглядит слабаком, но сопротивляться разгневанному деду он не может, а лишь валяется на боку и прикрывает голову руками, справедливо ожидая, что его начнут бить, возможно, даже ногами. На шум прибегает хозяин веселого дома, слуги и девицы. Хираноя торопливо излагает свою историю. Теперь несчастный Токубей предстает воистину благородным и чутким человеком! Деньги? Да пропади они пропадом! Старик, оказывается, уже собрал нужную суму, и вопрос, можно сказать, закрыт. Тем более что негодяй сам признался в своем преступлении. Кухейдзи получает тумаки, корчится на полу и признается в подлом обмане повторно. Хозяин борделя возмущен, девицы и слуги также искренне потрясены: куда катится мир! Выясняется, что Токубей и О-Хацу скрылись. Хираноя, предчувствуя недоброе, умоляет пуститься в погоню и задержать злополучных влюбленных, пока они не совершили непоправимое, ведь деньги нашлись, обман разоблачен и нет нужды торопиться на тот свет. «Они не могли далеко уйти! Они не могли далеко уйти!» – восклицает он, как будто обращаясь в зрительный зал. И хотя прошлое скрыто от нас тяжелой завесой, можно не сомневаться, что если в театре присутствовали простодушные крестьяне, впервые оказавшиеся на представлении и не знакомые с городскими новостями, их сердца замирали в ожидании: может быть, Токубей и О-Хацу и вправду недалеко ушли? Люди были жестоки, но теперь правда восторжествовала, и те, кто только что так бесчувственно отзывались о наших героях, теперь спешат следом