Воины СВО. Воронежцы. Книга славы и памяти - Михаил Иванович Федоров

Ассоциация с Шолоховым невольно напоминала об испытаниях страны, которые повторялись.

– После седьмого класса в 2002 году моя тетя Алла Щербакова оформила надо мной опекунство, – говорил Николай. – И я стал жить у нее в Митрофановке. Хотелось есть, сладостей, а тетя Алла не могла это купить, вот я и лазил по магазинам. Кончилось тем, что меня судили по 158-й статье за кражу, и я по малолетке попал в Бобровскую воспитательную колонию.

– В начале 80‑х туда я ездил с Гавриилом Николаевичем Троепольским в эту колонию. Воспитанникам показали фильм «Белый Бим Черное ухо». Помню, как они окружили Троепольского и не отпускали, а на обратной дороге он повторял: «Беда, беда»… Мол, это не дело, когда дети попадают за решетку…

– Вот вам и беда… – вздохнул Николай. – Там я пробыл с 2003 по 2006 год. А как исполнилось восемнадцать лет и мне оставалось отбыть девять месяцев, меня перевели во взрослую колонию в Борисоглебск.

Николай говорил спокойно, без бравады, которая порой присутствовала у парней с «биографиями».

А я думал: эх, молодость!

– В 2007‑м освободился из колонии, – продолжал Николай, – и вернулся к тете в Митрофановку. Сорок три дня провел, как в пьяном угаре, случилось убийство. С подельником завалили одного. К тому же я снял с убитого куртку и отдал подельнику надеть. У него куртка была вся в крови. И у меня получилось две статьи: убийство и разбой. За разбой (ведь снял куртку) и убийство мне дали 17 лет колонии, а подельнику 9 лет и 6 месяцев. После этого я шестнадцать лет не выпивал и не выпиваю! С учетом последнего срока должен был сидеть вплоть да 2024 года. Я постоянно находился в контрах с сотрудниками колонии. Не вылезал из ЕКПТ (единое помещение камерного типа – камера с жестким содержанием осужденных).

Он не хвастался этим, разве что менял одну сигарету за другой.

А во мне клокотало: что ж не налаживались отношения, тем более у парня, которого с детства била жизнь.

Николай:

– Меня переводили из одной колонии строгого режима в другую. В Воронежской области я побывал и в Россоши, и в Борисоглебске, и в Перелешино, и в Семилуках. По ходу у меня на год скостили срок: изменилось законодательство.

Говорил, но не чувствовалось ни ненависти, ни озлобления, что, часто бывает, встречается у людей с поломанной судьбой.

В «Вагнер»

Николай:

– В сентябре 2022 года, когда я находился в колонии в Семилуках, к нам приехал глава частной военной компании «Вагнер» Пригожин. Приехал не один, с другими командирами. Нас приглашали в отдельные комнаты и разговаривали. Со мной говорил и сам Пригожин. Он мне сказал: «Нужны штурмовики. Духовитые пацаны, которые во имя Родины готовы идти в бой…» Сказал, что будет и помилование, если буду участвовать в боях. Выплаты. Многие, кто со мной сидел, согласились идти в «Вагнер», и я согласился. Дело в том, что в колонии был батюшка. Я говорил ему: «Как о войне подумаю, на душе радость». Батюшка и сказал мне: «Поступай, как сердце подсказывает. Я благословляю». Так с верою в сердце я пошел в ЧВК «Вагнер». Начальство колонии вздохнуло: с плеч «свалился» такой груз. А все остальные удивились: мне оставалось восемь месяцев до окончания срока и я бы вышел, а я вместо того, чтобы досидеть и освободиться, пошел рисковать жизнью! Ладно бы пять, шесть лет оставалось, а то всего ничего…

Видимо, в этом и заключалась загадка этого парня: ему главное было защищать.

– Через десять дней я вышел из колонии и стал вагнеровцем. Нас еще называют «музыкантами», по композитору Вагнеру, музыканту. Прибыл в ЛНР. В учебке прошел подготовку. Там хорошо обучали. Со всех видов оружия учили стрелять. Пистолетов, автоматов, пулеметов, гранатометов. И все с боевыми патронами, боевыми гранатами. Все наяву. По семь километров гору «штурмовали». С нагрузкой 20 килограмм и вперед. Все пригодилось». После учебки попал в штурмовую группу. Хохлы воевать умеют. У них арта хорошо работала. Тепловизоры. У нас с этим хуже. А тепловизоры в основном трофейные. Вот пока шли на позиции, страшно было, а как зашли, страх улетучился. Вскоре пошли в «накат» и взяли их позицию. Прошло крещение, у командования заслужили уважение.

– А как насчет: первый раз убил…

– Особых терзаний не было. Видимо, сказалось и прошлое.

– Что случилось в 2007‑м.

– Наверно, да. Да и я понимал: перед тобой враг и придется убивать.

– А что вспоминается, не выходит из памяти?

– Да всякое. Был случай, мы шли в разведку. Могли засветиться, а впереди окоп. Так пришлось работать ножами. Их было восемь, нас шесть. Мы их одолели…

– А что-нибудь из другой серии…

– Хорошо. Смешной эпизод. Мы заняли окоп. Нам не могли принести еду, и мы четыре дня голодали. Был приказ сидеть, и мы сидели. Разговорились: у украинцев ведь есть сгущенка. И пошли, заняли четыре окопа. Еды набрали. Правда, нас назад выдавили, но с «уловом».

Ранение

Солнце спускалось к кромке леса, а мы говорили.

– А как ранили? – спросил я.

– Пошли на штурм укрепрайона. А у нас с ними была негласная договоренность: тех, кто эвакуирует, не трогать. То есть видишь, он без броника, без автомата, трехсотых, двухсотых собирает, не трогаешь. Потом «пидоры» стали наших расстреливать. И вот как я сказал, мы пошли, меня ранили в ногу. Нас в живых тогда осталось только двое: я и еще один, у него якобы ранение в руку. Я ему говорю: «Забери меня». А он убежал. Бросил меня. Пришлось мне самому выползать, так как эвакуация не могла дойти до меня. Все обстреливается, а договоренность о вывозе раненых и убитых уже была нарушена. Забинтовал рану, пополз. Я ведь в разведку ходил и знал район. Залез в наш окоп. Там ребята сидели. Ночь и день прождал, сам перебинтовался. Пластырь наложил. На следующий день укроповский танчик разбомбил этот окоп. Все, кто там был, погибли. Смерть шла у меня по пятам. А кто в соседних был, те попали в плен. А я прополз километра полтора. Оказался в «кармане»: укропы с трех сторон, слева, справа и спереди. А там дорога. Когда до укропов оставалось метров пятьсот, переполз дорогу, там наш окоп. Залез туда. Просидел в нем ночь, день, вечером хотел выползти, но крови много потерял. Залез назад. Достал две гранаты и говорю парням: «Пидоры пойдут на нас, как воин, я вам не помощник.