Российский колокол №3-4 2021 - Коллектив авторов

Обрести пустое, недышащее взамен.

Люди не сомневаются, вправе ли отлучать,

И не дарят розу или глоток молока.

Отлучаемый будет признан святым в веках,

А пока бредет по самой кромке луча.

Зейферт волшебством слова метафизирует страдания отлученного в светозарное слово «луч», играя омонимическими корнями слов. «Отлучение» написано в классической манере русского стихосложения: каждая строка – с заглавной буквы, перекрестные и опоясывающие рифмы. Поэт использует сразу два варианта рифм. Поскольку в первом катрене боль нарастает, а в последующих – она закольцовывается, из нее нет возврата. Автор, выбирая классическую технику, словно пытается отобразить классику самой жизни. «Люди не сомневаются, вправе ли отлучать», «Отлучаемый будет признан святым в веках». В истории христианства немало подобных примеров. Самые яркие из них: преп. Феодор Санаксарский (дядя прославленного адмирала Ушакова) и Мартин Лютер – отец немецкой Реформации. В рецензии мы еще будем говорить о немецкой культуре. Зейферт – российская немка, большую часть своей жизни прожившая в городе Караганде (одном из центров поселения российских немцев). В этом городе каждый шестой житель имеет немецкие корни. В сборнике целый цикл лирических стихотворений «Из карагандинского ноутбука» посвящен родному городу поэта. Она каждый раз видит свой город по-новому, то «городом-слепцом», то «городом-ваятелем», то «трепетным мальчиком». Этот цикл особенно биографичен:

Веки закрою – видится белопенный лес,

тролли снуют по лагерю, вскинулись знамена…

Людям тепло и спокойно в карагандинской земле,

стоило здесь родиться, чтобы это узнать.

Или же из другого стихотворения:

Пусть верещит под руками живое овечье руно.

Город шарит по шерсти, он оголодал.

Я вдыхаю овечий дух, и мне все равно —

мои предки в теплушках когда-то попали сюда.

Упоминание о скотоводстве, свойственном народам Средней Азии, и мифических существах скандинавской литературы создает неповторимое сочетание. Как солнечные лучи на детском рисунке тянутся и соединяются в солнце, так и мотивы различных культур составляют цельный, уникальный, гармоничный художественный мир поэта Елены Зейферт. Она, словно талантливый архитектор, создает во вселенной своих строк страны и города:

когда Бог создавал Ирландию

он залюбовался

и несколько сочных и андеграундных красок жизни

упало на Германию

Бог спохватился

пытаясь стереть их пальцами

но только размазал

обозначив землю Баден-Вюртемберг

На творчество Елены Зейферт также оказала влияние школа немецкого символизма, в частности Ф. Ницше и Р. М. Рильке. Зейферт много переводила из них. Поэзия намека, детали присуща стихам нашего автора. Ей доступно мастерство межстрочного письма. Например, о доверии, лаконично и глубоко:

что мы с тобой только не делали

писали гвоздями и молотком слово angeln на языке брайля

раскрашивали ночной ветер

ходили по заросшему грибком килю движущегося корабля

но так и не додумались обнять друг друга

Об отчаянии и еле теплящейся надежде:

Размышляла о тех,

кто еще погибнет

на гражданской войне,

в метро,

в упавшем самолете…

А застилая детскую кроватку,

как решение всех проблем

нашла в постели башмачок

с пухлой ножки

дочкиной куклы.

Или же о преображающей любви:

он был ее воздухом

но не знал

что она умеет не дышать

От русской же литературной традиции поэт переняла любовь к странноприимству, сострадание ко всем отверженным и гонимым. Примером подобного начала может быть приведенное выше стихотворение «Отлученный» или же вот это:

Кто услышал его? Христа ради, на!

С неба видит – идет человек…

Старый нищий нашел виноградину

У скамеечки, на траве.

Он траву всю обшарил ладонями,

Щурил, щурил глаза. Ничего.

Бросьте с неба награду бездомному,

Пожалейте немного его…

Несколько лет назад в литературе появился термин «полигранизм». Его ввела Елена Зейферт. Полигранистом называют человека, профессионально владеющего различными видами словесного творчества, а нередко литературной и другой творческой деятельностью. Зейферт полноценно можно отнести к этой группе, поскольку она не только поэт, но также прозаик, публицист, литературный критик и художественный переводчик. Иосиф Бродский в своей статье «Поэт и проза» ставил стихосложение выше прозаического искусства. И не столько потому, что поэзия старше прозы, сколько потому, что мастерство поэта тоньше, ажурнее, если можно так выразиться. Поэт, стесненный жизненными обстоятельствами, по мнению И. Бродского, всегда может написать что-нибудь прозаическое и даже преуспеть в этом. Однако прозаику, пусть и владеющему теорией стихосложения, создать стихотворение будет непросто, а полученное едва ли отличится оригинальностью. В книге «Потеря ненужного» помимо стихотворений также представлены ритмическая проза и стихотворения в прозе в разделе лирических циклов. Обратимся к той же статье «Поэт и проза». Используя терминологию И. Бродского, можно сказать, что мышление Зейферт в этих циклах развивается, как у истинного стихотворца, по синтетическому, а не аналитическому пути. Ее поэзия плавно перетекает в лирическую прозу. Фразы строятся по технике поэтического письма: звуковым повторам, определенной ритмике и т. д. В них, помимо философской и любовной тематики, мы вновь встречаем тему города, точнее, двух близких нашему поэту городов – Москвы и Берлина:

«Берлин – город ясного сознания и мягких вибраций. Передвижение по его транспортным веткам скорее похоже на вспархивание, в то время как в Москве находишься внутри шумных артерий».

Зейферт, словно меткий стрелок, безошибочно попадает в слова. Точно считывает звуковую семантику. Преобладание согласных букв в слове «вспархивание» и их звукосочетание (звонкий – глухой – глухой) ощутимо передают легкий взмах крыла. Москва описана по-другому:

«На речном теплоходе – и вокруг тебя, и под тобой Москва, водный корень города, его ухо, залитое водой. Тебе хорошо, потому что внизу раковина, потому что ты пронизан городом, стоящим на берегу на коленях и окунающим в воду золотой купол воздуха».

Движение текста более ритмично, фразы коротки, автор забивает их, словно золотые гвозди. Меняется атмосфера. При описании Берлина она мягкая, обволакивающая, легкая, будто взмах крыла. Все соответствует европейскому комфорту. Москва же таинственна, непонятна, как движение русской мысли, как шум морской раковины. Берлин – невесом. Москва – тяжеловесна. Европа тянет ввысь. Россия просит молитвенно преклонить колени. Описания двух