Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

У меня чуть не случилась истерика, когда среди женщин, мывших полы и окна, я вдруг узнала Эдзю, а через некоторое время увидела, как с ней разговаривает Зелиг Зильберберг. Они тоже заметили меня, и как только их немецкий надзиратель вышел из комнаты, они начали говорить со мной: рассказали мне, что они женаты уже две недели и что на свадьбе присутствовало много их друзей. Она происходила как раз в то время, когда фашисты перекрыли их улицу Низка. «Нам было трудно найти раввина», – прокричала мне Эдзя. Зелиг работает надзирателем, и это защищает их обоих от депортации.

Мне удалось разговаривать с ней через окно в течение нескольких часов с перерывами. Она рассказала мне, что в первый же день депортации Эдека Волковича застрелили на Умшлагплац за то, что он отказался сесть в вагон для перевозки скота. Олю Шмушкевич депортировали вместе с матерью. Немцы отделили трудоспособных мужчин и женщин от стариков и детей, которых отправили в пломбированных вагонах в неизвестном направлении. Оля оказалась трудоспособной, но она отказалась расставаться с матерью и побежала к опечатанной машине, чтобы быть с ней. Марысю Айзенштадт застрелили, когда она пыталась забраться в вагон для перевозки скота к своим родителям. «Соловей гетто» теперь умолк навсегда.

Ромек жив и здоров. Он до сих пор работает надсмотрщиком на строительстве стен гетто. Он сосед Зелига и Эдзи по улице Низкая. Зелиг обещал, что скоро принесет мне письмо от него. Это нелегко, потому что никому не позволено свободно передвигаться по улицам, а рабочие, занятые в данном квартале, должны жить в том же квартале. В 7:30 все члены группы вместе выходят из сборного пункта, а в 19:00 они возвращаются на то же место. Очень сложно встретить человека, который живет в другом квартале. Но у Зелига больше свободы, потому что он надзиратель. Однако из-за постоянных перестрелок он старается выходить на улицу как можно реже.

Я вижу и других знакомых среди тех, кто работает напротив. Брат Эдзи Пясковской руководит большой группой работников в детском доме. Зелиг работает надсмотрщиком в соседнем с нашим доме на улице Дзельная, 24. На первом этаже домов 27–31 по улице Дзельная сейчас идет сортировка аптечных товаров. Мы видим, как работники расставляют бутылки, банки, коробки и различные стеклянные вазы – все это из разграбленных аптек гетто. В одном из окон первого этажа я заметила одного из моих бывших преподавателей в школе графического дизайна. Он часто смотрит на меня и горько улыбается. Что он думает? Его воспитанница находится за решеткой, а сам он работает под фашистской плетью.

Некоторые из наших интернированных получают посылки из гетто, которые их родственники или друзья приносят к тюремным воротам. Самое большое количество посылок приходит Гуте Э. Мать отправляет их ей через знакомого полицейского. В каждой посылке длинное письмо от ее близкого друга, некоего мистера З., который является общественным деятелем. Он сообщает нам обо всех событиях в гетто. Таким образом, через него и других мы получаем довольно подробную информацию. Не проходит и дня, чтобы в нашу группу не пришло несколько писем.

19 сентября, 1942

Мама целыми днями лежит на матрасе: она такая голодная, что не может двигаться. Энн похожа на тень, а отец ужасно худой – только кожа да кости. Кажется, я переношу голод лучше, чем другие. Почувствовав грызение в животе, я просто стискиваю зубы. Ночью я начинаю ждать следующего утра, когда нам дадут наши четыре унции хлеба и горькую воду, которая называется кофе. Затем я жду обеда в полдень, когда нам приносят наш первый суп – тарелку горячей воды с несколькими крупинками каши. Потом снова с нетерпением жду вечера, когда мы получим вторую тарелку горячей воды с картошкой или свеклой. Дни кажутся бесконечными, а ночи – тем более, и они полны кошмаров. Расстрелы продолжаются, ежедневно гибнут сотни людей. Гетто залито кровью. Люди постоянно маршируют по улице Дзельная в сторону Умшлагплац на улице Ставки. Никакая работа или занятие больше не дают полной защиты. Недавно депортировали даже семьи работающих, в основном женщин и детей.

Несколько недель назад нацисты начали облавы на жен и детей мужчин, работающих в «Тебенс и Шульц» (Toebens and Schultz). Безжалостно утаскивают всех, кто не работает. Теперь родители берут детей с собой на работу или прячут в какую-нибудь дыру.

Еда в гетто сейчас дешевле. Недавно фунт хлеба стоил сорок злотых, а теперь только двадцать злотых. Меньше ртов нужно кормить.

20 сентября, 1942

Сегодня стрельбы стало меньше. Сопротивление ослабевает. Голодные, измученные люди все еще стекаются на Умшлагплац.

Сегодня инженер Лихтенбаум и его друг Ферст – высокопоставленный общественный деятель – приехали на машине, чтобы навестить своих интернированных друзей в Павяке. Они получили специальное разрешение посетить нас, и от них мы узнали ряд подробностей о кампании истребления.

Как только массовые погромы в Варшаве стали стихать, немцы начали резню в маленьких городках вокруг столицы. Вчера они завершили свою «кампанию» в Отвоцке, откуда даже никого не депортировали. Некоторые евреи сбежали в окрестные леса, где и прячутся до сих пор. Ночью они приходят в близлежащие деревни за едой.

Инженер Лихтенбаум спросил миссис В., сообщал ли ей кто-нибудь из тюремных служащих, что нацисты планировали делать в Варшавском гетто. Какой абсурд с его стороны, высокого общественного деятеля, спрашивать нас, что будет с оставшимися в живых в гетто! Есть ли еще какие-то сомнения после того, что произошло на наших глазах? Но все спрашивают друг друга, надеясь услышать обнадеживающее слово.

По данным Лихтенбаума и Ферста, более 200 000 евреев были депортированы и более 10 000 убиты. Таким образом, осталось почти 200 000 человек.

Подпольное движение стало более активным, чем когда-либо. Смертные приговоры приводились не только в отношении нацистов, украинцев и литовцев, убивавших население в кровавые дни, но и в отношении тех немногих евреев, которые позволили использовать себя в качестве нацистских орудий во время резни. Полковник Шерински и несколько общественных деятелей теперь находятся в черном списке. Они это знают и не смеют появляться на улицах без вооруженной охраны.

Немцы, со своей стороны, ликвидируют всех коллаборационистов, которых они больше не могут использовать. Их расстреливают без церемоний, а их тела часто находят на улицах. Недавно так завершили свою фантастическую карьеру агенты гестапо Эрлих и Маркович, а также